О новой редакции перевода Корана

Коран — это священная книга ислама, которая почитается мусульманами как Слово Божие и верное руководство. Сложение её происходило на протяжении двадцати трёх лет по большей части в Мекке и Медине. Откровения ниспосылались Пророку Мухаммаду, мир ему и благословение Аллаха, и письменно фиксировались его сподвижниками, а после его смерти были собраны в одну книгу — мусхаф. Коран дошёл до нас в том самом виде, в котором он был сохранён первыми мусульманами, и текст его считается сакральным только на языке оригинала — арабском языке.

Коран оказал огромное влияние на быт и нравы, литературу и искусство всех мусульманских народов. Определив путь развития человечества на много столетий вперёд, это писание по сей день остаётся концептуальной парадигмой мусульманской культуры во всех её формах и проявлениях. И в условиях, когда взаимовлияние культур стало не просто неизбежностью, но осознанной необходимостью, переводы Корана на мировые языки, безусловно, способствуют укреплению диалога между религиями и цивилизациями.

Более двух десятилетий прошло с тех пор, как мы приступили к переводу Корана на русский язык. После публикации в 2003 году исправленного издания я не прекращал работу над его усовершенствованием, хотя и решил не вносить изменения в будущие издания до переосмысления его недостатков и критических замечаний специалистов. Писем приходило много, от самых разных читателей; со временем появились и научные статьи и отзывы, содержащие грамотный разбор отдельных мест в переводе.

Трудно перечислить всех, кому я благодарен за кропотливый труд и полезные замечания, но не могу не вспомнить моих учителей Амиршаха Амирахмедова, проф. Агаяра Шукурова, прекрасного востоковеда Абуталыба Мамедова, которых уже нет рядом с нами. Также хочу отметить вклад замечательного богослова Курмана Исмаилова, чья жизнь безвременно прервалась в феврале 2012 г. При его участии был существенно расширен корпус традиционных комментариев, использованных при анализе подлинника.

На протяжении нескольких лет правки, которые мы вносили в текст, были не более чем штрихами, не менявшими существенно его лексико-синтаксической структуры. И всё же обратная связь с арабистами и читателями убеждала меня в том, что нужен не просто академический перевод, передающий значения аятов, но текст, который позволит прочувствовать смыслы откровения, проникнуться ими. Поэтому использованный мною метод, сформировавшийся в процессе изучения других переводов Корана, особенно трудов И. Ю. Крачковского и М.-Н. О. Османова, теперь уже представлялся далеко не лучшим. Тем не менее отказаться от него было нелегко, и случилось это благодаря писателю из Москвы — Александру Летенко.

Александр Викторович присоединился к работе над новым изданием по рекомендации своего друга из Ташкента — Джаббара Рузиева. Его замечания помогли взглянуть на текст перевода под другим углом и сделать смелый выбор в пользу его стилистической переработки. К сожалению, совместная работа с ним была недолгой, и в декабре 2012 г. Александр Викторович скончался от сердечной недостаточности. Человек большой души, бесконечно влюблённый в русский язык, последние недели своей жизни он провёл за кораническими штудиями.

Но работа была продолжена, и все трудные для восприятия места были пересмотрены и при необходимости улучшены с оглядкой на классические тафсиры, чтобы не оставалось никаких сомнений в том, что предложенный вариант точно передаёт смыслы писания. Помогало тесное общение с филологом и переводчиком Кабиром Кузнецовым, чьи критические замечания и смелые предложения приближали нас к искомому решению. При этом я старался не отступать от главного принципа, положенного в основу моего труда, и использовал аналогичные синтаксические структуры и лексические единицы, наиболее близкие к тем, которые встречаются в оригинале, кроме тех случаев, когда это наносило ущерб форме и смыслу текста.

При переводе слов и оборотов речи принималось во внимание их употребление в Коране в схожем и различном контекстах, подбирались соответствия, передающие их эмоциональные и ассоциативные значения, учитывалась степень их отклонения от общеупотребительной нормы. Так в перевод вошли такие слова, как ‘облыжный’ — ضِيزَى, ‘зиждитель’ — فَاطِر, ‘омрачение’ — طَائِف.

Некоторые слова были заменены более точными эквивалентами, например: слово ‘беззаконники’ в переводе слова ظَالِمُونَ было заменено на ‘несправедливые’, ‘дьявол’ в переводе слова شَيْطَان — на ‘шайтан’, а ‘мраки’ в переводе слова ظُلُمَات — на ‘потёмки’.

С целью сохранения историко-культурной перспективы из текста были исключены некоторые заимствования из европейских языков. Например, слово ‘трофеи’ в переводе слова أَنْفَال было заменено на ‘военная добыча’, ‘миссия’ в переводе слова خَطْب — на ‘дело’, ‘легенды’ в переводе слова أَسَاطِير — на ‘сказания’. Но было оставлено без изменения слово ‘орбита’ — فَلَك, которому я не нашёл полноценной замены.

Список арабских терминов, оставленных без перевода, был дополнен словами: шайтан — вместо ‘дьявол’, фуркан вместо ‘различение’, таваф — вместо ‘обход’, умра — вместо ‘малое паломничество’, махр — вместо ‘брачный дар’, сакина — вместо ‘умиротворение’, сакар — вместо ‘преисподняя’, хутама — вместо ‘огонь сокрушающий’, Каусар — вместо ‘изобилие’.

При переводе тропов предпочтение, как и прежде, было отдано восстановлению полного аналога оригинала (калькированию), особенно в тех случаях, когда отклонение от привычных систем ассоциаций компенсируется за счёт ясности внутренней формы текста.

В процессе работы я также убрал из основного текста альтернативные варианты перевода, взяв за основу те значения, которые соответствуют кираату ‘Асыма ибн Абу ан-Наджуда в передаче Хафса ибн Сулеймана. Короткие пояснения, необходимые для правильного прочтения и понимания текста, были заключены в квадратные скобки.

Для преодоления формализма, навеянного использованием при переводе имён собственных сразу двух приёмов (транслитерации и транспозиции), из основного текста также были опущены русские варианты имён библейских персонажей, которые раньше указывались в скобках после соответствующих арабизированных имён. И хотя неискушённый в этих вопросах читатель может не знать о тождественности коранических персонажей библейским (несмотря на различия между их образами), в данном случае возобладало желание подчеркнуть самобытность оригинального текста и его связь со средой, в которой происходило его сложение.

Ещё одно значимое отличие от предыдущего издания усматривается в переводе подразумеваемых клятв, стоящих после условного придаточного предложения. В таких случаях в арабском тексте нет ни слова ‘клянусь’, ни частицы клятвы, но грамматическая конструкция позволяет отличить предмет клятвы от главного предложения в сложноподчинённом предложении с придаточным условия. И поскольку глагол ‘клянусь’ здесь подразумевается и необходим для усиления смысла, я добавил его в текст перевода без квадратных скобок (напр.: сура 2 «Корова», аят 120 и сура 2 «Корова», аят 145). Более подробно принципы перевода и особенности нового издания я раскрыл в своей статье о методике перевода Корана. В ней были использованы материалы предисловий к предыдущим изданиям данного труда, переработанные и дополненные с учётом изменений, сделанных в новой редакции.

Несмотря на близость к подлиннику, смысловой перевод Корана остаётся не более чем разновидностью краткого тафсира. Он не подменяет оригинал и не служит источником для выведения норм и принципов шариата. Как и любой краткий тафсир, он содержит лишь те смыслы, которые открылись автору и которые он сумел передать средствами языка перевода.

Вместе с тем смысловой перевод Корана отличается от буквалистского и комментированного переводов и не приемлет ни безжизненного копирования формы, ни вольных авторских интерпретаций. Причём глубина смысла достигается не за счёт «измельчения» и подробного раскрытия значений, а путём подбора соответствующих лексических и синтаксических средств.

Данное обстоятельство превращает читателя из пассивного реципиента в своего рода субъект интерпретации переводного текста, как и в случае с подлинником, пусть и в гораздо меньшей степени. Это налагает дополнительную ответственность на каждого, кто приступает к чтению этой книги, и вместе с тем делает изучение её процессом творческим, побуждающим к размышлению над смыслами Корана и способствующим духовному обогащению.

О методике настоящего перевода Корана

Перед вами смысловой перевод Корана на русский язык, хотя правильнее было бы сказать, что это — попытка донести до русскоязычных читателей крупицу тех знаний, которые открылись мне в процессе изучения священного писания. Эта попытка — далеко не первая, ибо российская школа востоковедения имеет богатые традиции переводов Корана. Их корни уходят в далёкое прошлое, во времена Петра Великого, когда был выполнен первый перевод священной книги мусульман на русский язык. С тех пор российские востоковеды неоднократно прикладывали усилия для того, чтобы переложить смыслы Корана с арабского языка на русский.

Переводы И. Ю. Крачковского, Б. Я. Шидфар, М.-Н. О. Османова — это шедевры мировой науки, бесценный вклад российских и советских учёных в исламоведение. И хотя каждый из них несёт на себе отпечаток определённой исторической эпохи, все они характеризуются преемственностью и высоким мастерством авторов. Роднит их и влияние востоковедческой школы, для которой единственно объективным взглядом на Коран является позиция исследователя, стоящего «вне религиозного мировоззрения». Однако попытки воссоздать образ Корана методами текстуально-филологического и историко-критического анализа нередко вытесняют многие те смыслы, которые самым действенным образом определяют сознание, поведение и культуру мусульман.

Трудно понять состояние молящегося, который ощущает себя стоящим перед Богом, если ты отрицаешь Его существование. Трудно проникнуть в мир Корана, если ты не веришь в то, что он безупречен по своей форме и содержанию, что каждая буква в нём имеет значение и не может быть заменена никакой другой. И невозможно отделить коранические смыслы от собственных предубеждений, если ты не признаёшь, что вытекающие из аятов Корана повеления и запреты являются единственно правильными и что понимать их нужно именно так, как учил Пророк Мухаммад, мир ему и благословение Аллаха.

Я глубоко убеждён, что передавать значения Корана нужно, только опираясь на учение Божьего Посланника, который принёс это писание и разъяснил его людям так, как это было угодно Аллаху. В Коране мы читаем: «А тебе Мы ниспослали напоминание, чтобы ты разъяснил людям ниспосланное им и чтобы они поразмыслили» (сура 16 «Пчёлы», аят 44). Из этих слов, обращённых к Пророку Мухаммаду, мир ему и благословение Аллаха, становится понятно, что в его обязанности входила не только передача откровения, но и разъяснение его принципов и положений.

Достижению этой цели и служит смысловой перевод Корана, основанный на глубоком понимании мусульманской традиции «изнутри», и в этом отношении его можно сравнить с кратким тафсиром. Но если комментатор имеет возможность толковать священный текст выборочно, акцентируя внимание на одних местах и оставляя без разъяснения другие и не заботясь о сохранении синтаксической структуры предложений, то переводчик Корана должен передать смысл каждого аята и предложения целиком, по мере возможности добиваясь содержательной, смысловой, стилистической и эмоциональной эквивалентности с оригиналом.

Идея выполнить перевод Корана родилась больше двадцати лет назад в процессе перевода на русский язык тафсира ‘Абд ар-Рахмана ибн Насира ас-Саади. Уже в самом начале работы стало ясно, что ни один из существовавших на тот момент переводов Корана не подходит для цитирования в переводе тафсира. И. Ю. Крачковский буквально следовал оригиналу, пытаясь сохранить его синтаксическую структуру, что придало всему тексту тяжёлый эмоциональный фон и местами затенило значения. Б. Я. Шидфар благодаря своему коммуникативному подходу вскрыла художественный образ Корана, но, к сожалению, без должного внимания к его понятийному аппарату. М.-Н. О. Османов постарался точно передать контекстуальные значения, но совершенно не принял во внимание средства речевой выразительности, что поднимают Коран на вершину арабской словесности.

Поэтому приходилось вносить изменения в переводы аятов, исправлять неточности. Поначалу задачи создать принципиально новый перевод Корана не было. Напротив, было понимание того, что русскоязычные мусульмане и люди, интересующиеся исламским наследием, нуждаются не столько в результатах творческих поисков переводчиков, сколько в познании того, что скрывает в себе Книга Аллаха. Поэтому я скрупулёзно штудировал переводы Корана академика И. Ю. Крачковского, профессора М.-Н. О. Османова, Г. С. Саблукова и В. М. Пороховой, а также имевшиеся под рукой переводы на турецкий, английский и азербайджанские языки.

Работая над первой редакцией я использовал толковые словари Лисан аль-‘араб, Аль-Му‘джам аль-васит, Аль-Камус аль-мухит, а также Аль-Муфрадат фи гариб аль-Кур’ан ар-Рагиба аль-Исфахани. Из тафсиров я чаще всего обращался к трудам Ибн Джарира ат-Табари, Мухаммада аль-Куртуби, Исма‘иля ибн Касира, Мухаммада аш-Шаукани, Джаляль ад-Дина аль-Махалли и Джаляль ад-Дина ас-Суюти. При подготовке новой редакции мне очень помогли труды Ма‘алим ат-танзиль имама Абу Мухаммада аль-Багави, Рух аль-ма‘ани Махмуда аль-Алуси и Тафсир ат-тахрир ва-т-танвир Ибн ‘Ашура. Последний, на мой взгляд, является самым полезным из тафсиров, написанных в прошлом столетии. Его автор, выдающийся тунисский богослов и реформатор Мухаммад ат-Тахир Ибн ‘Ашур, раскрывает не только общий смысл аятов и лексическую структуру слов, но и подробно останавливается на их этимологии и осуществляет грамматический разбор аятов, обнаруживая тончайшие смыслы, доступные лишь редким знатокам арабского языка.

В своей работе я целиком опирался на мусульманскую традицию, не отступая от основных принципов тафсира, сформировавшихся на самом раннем этапе истории ислама. Для того чтобы создать образ стиля, я по мере возможности передавал не только общий смысл контекста, но и важнейшие его особенности, формирующие отношение слушателя к арабскому тексту. Задача повсеместно передать ритм и рифму представлялась мне неразрешимой без явного ущерба смысловой и логической стороне текста. Но использование соответствующих риторических фигур мысли, повторения и убавления помогало приблизиться к выразительности и эмоциональности коранической речи.

Поскольку перевод Корана с самого начала предназначался для цитирования в теологической литературе, одинаковые выражения, повторяющиеся в разных местах Корана, переводились идентично. Особое внимание уделялось выводам, которые следуют из аятов, содержащих религиозно-правовые нормы. Учитывая деликатность проблемы перевода имён и качеств Всевышнего, я ограничился передачей их очевидного лексического значения, не вдаваясь в их различные истолкования.

Транслитерация арабских названий и терминов использовалась для сохранения лексической краткости обозначения лишь там, где мне не удалось найти словарное соответствие для конкретного значения. Например, слово сакина означает ‘покой’, ‘спокойствие’, ‘тишина’, и в таком значении оно используется во всех местах в Коране, кроме одного аята. В нём упоминается «ковчег, в котором сакина от вашего Господа и то, что осталось после семейства Мусы и семейства Харуна. Его принесут ангелы» (сура 2 «Корова», аят 248). Здесь имеется в виду Ковчег Завета, который сыны Исраиля носили с собой во время военных походов, одерживая с ним победы. Согласно традиции, сакина — это быстрый ветер с лицом человека или дух, говорящий на человеческом языке. Есть мнение, что это — золотой таз из рая, в котором омывали сердца пророков, и в нём хранились скрижали. Есть и другие толкования, и поэтому я предпочёл не переводить это название, а передать его посредством транслитерации.

Другой пример — слово ханиф, образованное от глагола ханафа ‘склоняться к хорошему’. Глагол таханнафа означает ‘выбирать прямой путь’. Тех, кто совершал хадж или обрезание, арабы называли ханифами, памятуя о том, что эти традиции сохранились со времён пророка Ибрахима. Так же называли тех, кто не поклонялся идолам и не соблюдал языческие обычаи. Поэтому в Коране слово ханиф обозначает тех, кто уверовал в одного Бога и отвернулся от язычества. Выбирая между словами ‘единобожник’ и ‘ханиф’, я предпочёл сохранить звучание исходного слова.

Некоторые коранические понятия (ислам, иман, закят, хадж, джихад) уже давно и прочно вошли в русский язык. Казалось бы, их можно не переводить, а транслитерировать, но я пользовался этим методом лишь в тех случаях, когда подача русского эквивалента увеличивала вероятность смысловых потерь.

Например, слово закят означает ‘чистота’, ‘прирост’. В первом значении оно употребляется в словах Всевышнего: «Мы захотели, чтобы Господь их даровал им вместо него того, кто будет чище и милосерднее» (сура 18 «Пещера», аят 81). Но гораздо чаще закят обозначает обязательную милостыню, которая выплачивается определённым категориям людей в соответствии с установленными правилами. В таком смысле закят — это один из столпов ислама, и происхождение данного термина указывает на то, что милостыня очищает имущество и способствует его росту и увеличению награды верующего. Поэтому сохранить арабский вариант было предпочтительнее, чем перевести его как ‘обязательная милостыня’ или ‘очистительная милостыня’.

Слово ислям происходит от слова сальм — ‘примирение’, ‘безопасность’. Глагол салима означает ‘быть свободным от недостатков’, ‘оставаться невредимым’, ‘спасаться’, а глагол асляма — ‘подчиняться’, ‘покоряться’. Отсюда и произошло название религии Аллаха — ислам, а последователи этой религии называются мусульманами, ‘покорившимися воле Господа’. Но если вдуматься, то для носителя арабского языка ислям — это не только послушание Богу, но и пребывание в безопасности, спасение от всего, что вызывает Его гнев.

Слово муслим ‘мусульманин’ часто употребляется в Коране не только в отношении последователей Пророка Мухаммада, мир ему и благословение Аллаха, но и в отношении предыдущих пророков. Коран настаивает на том, что все Божьи пророки были покорны Аллаху и исповедовали ислам, хотя и следовали разным религиозным законодательствам (сура 5 «Трапеза», аят 48). В предыдущей редакции арабское муслимун переводится как ‘мусульмане’, но в новой редакции я отдал предпочтение варианту ‘покорившиеся’ из-за его семантической отвлечённости и только в восьми аятах оставил слово ‘мусульмане’ или его производные (ср.: сура 2 «Корова», аят 132 и сура 22 «Хадж», аят 78).

Нужно понимать, что с распространением ислама арабская лексика испытала на себе воздействие Корана на семантическом уровне. Например, слово салят означает ‘мольба’ и иногда используется в Коране в таком значении. Однако чаще оно указывает на ‘ритуальную молитву’, состоящую из определённых слов и действий. В предыдущей редакции для передачи этого значения мы использовали слово ‘намаз’, имеющее вполне конкретный смысл и исключающее ошибочные толкования, но в новой редакции отказались от него в пользу исконно русского слова ‘молитва’. Что же касается этимологии арабского термина, то он восходит к глаголу салийа — ‘жариться’, ‘печься’. Объясняется это тем, что молитва отдаляет человека от разожжённого огня Аллаха, но передать эту связь в переводе невозможно.

В кораническом тексте встречается выражение муким ас-салят ‘совершающие молитву’, ‘творящие молитву’, а также слово мусаллин ‘молящиеся’, между которыми есть существенное различие. Если первое используется в отношении верующих, которые регулярно совершают намаз, выполняя все его условия и обязательные предписания, то слово мусаллин относится к лицемерам, которые молятся нерадиво и напоказ людям. Поэтому, чтобы сохранить логику оригинального текста, я не заменял выражение ‘совершать молитву’ глаголом ‘молиться’.

Слово ихсан означает ‘совершение чего-либо превосходным образом’, ‘оказание милости’. Оно образовано от глагола ахсана — ‘делать хорошо’, ‘творить добро’. От него же образовано слово мухсин, которое в предыдущей редакции переводится как ‘творящий добро’. В предисловии было отмечено, что такой перевод правильный, но не раскрывает смысла этого слова, потому что ихсан — это больше, чем справедливое, доброе отношение. Поступая справедливо, человек отдаёт должное и берёт то, что ему полагается, и такое поведение является обязанностью всех людей. Ихсан же — это когда человек делает другим больше того, что он должен, и требует от них меньше того, что они должны ему. Кроме того, ихсан проявляется не только в отношении к творениям, но и в поклонении Творцу, и смысл этого понятия раскрыт в хадисе: «Это когда ты поклоняешься Аллаху так, словно ты видишь Его, и хотя ты не видишь Его, Он видит тебя». Для того чтобы приблизиться к этим значениям, в новой редакции мы перевели ахсана как ‘делать наилучшее’, а мухсин — как ‘делающий наилучшее’.

Слово таква обычно переводят как ‘богобоязненность’, ‘благочестие’. Оно образовано от слова викайа — ‘защита от вреда’. Поскольку в основе этого понятия лежит опасение того, что может принести вред, я перевёл его как ‘богобоязненность’. Вместе с тем смысл этого понятия гораздо шире. Оно вмещает в себя благоговейный страх и стыд перед Аллахом, ограждение души и тела от грехов и их последствий. Значение его так велико, что свидетельство веры названо в Коране «словом богобоязненности» (сура 48 «Победа», аят 26).

В Коране часто встречается слово ‘алямин — ‘миры’. Ибн ‘Аббас сказал: «Миры — это люди и джинны». Аль-Хусайн ибн аль-Фадль сказал, что жители каждой эпохи представляют собой отдельный мир. Катада сказал, что так называют все существа, помимо Всевышнего Аллаха. Последнее толкование наиболее полное, потому что оно охватывает все Божьи творения. В предыдущей редакции я не стал переводить это слово как ‘творения’, чтобы не отступать от оригинального текста, в котором всё имеет значение. Глагол ‘аляма означает ‘делать знак, отметку’, и творения названы ‘алямин, потому что они помогают распознать их Творца, Его прекрасные имена и совершенные качества. Но в некоторых местах такая открытость переводного текста для интерпретаций мешала его чёткому восприятию, и поэтому в новой редакции я иногда заменял слово ‘миры’ на ‘творения’ (напр.: сура 2 «Корова», аят 251; сура 5 «Трапеза», аят 20).

Слово канз ‘сокровища’ означает ‘хранение вещей одного на другом’. Оно употребляется в выражении كَنَزَ التَّمْرَ ‘укладывать финики’. В Коране оно иногда используется в значении ‘клад’, а иногда означает ‘имущество, с которого не был выплачен закят’. Всевышний сказал: «Обрадуй же мучительными страданиями тех, которые копят золото и серебро и не жертвуют их на пути Аллаха» (сура 9 «Покаяние», аят 34). Здесь речь идёт только о тех, кто копит богатство и не выплачивает с него закят, и такое специфическое значение слово канз приобрело в шариате.

Однако говорить о тождестве значений трудно даже во многих тех случаях, когда конкретному кораническому понятию соответствует общеизвестный русский эквивалент. Нередко причиной тому мотивированность значений арабских слов, их обусловленность этимологией. Например, слово куфр ‘неверие’ происходит от глагола кафара ‘скрывать’. От него же образовано слово кафир, которое используется в значении ‘ночь’, потому что она скрывает творения. Оно же означает ‘сеятель’, потому что он скрывает семена в земле. В шариате оно приобрело значение ‘неверующий’, потому что такой человек скрывает ту веру в Бога, которая заложена в каждого из нас. Кроме того, глагол кафара используется и в значении ‘отвергать милость’, ‘быть неблагодарным’.

Слово иман ‘вера’ образовано от слова аман — ‘душевное спокойствие’, ‘отсутствие страха’, ‘чувство безопасности’. В арабском языке под верой подразумевается ‘признание чего-либо, приносящее уверенность и успокоение’. При переводе на русский язык такое понимание частично утрачивается. В Коране сказано: «Разве ты не видел тех, кому дана часть писания и кто верует в джибта и тагута?» (сура 4 «Женщины», аят 51). Всевышний упрекнул людей писания за то, что они ищут успокоение в том, что не может принести им успокоения.

Слово зульм ‘несправедливость’ образовано от глагола заляма — ‘помещать что-либо не на своё место’. Этот же глагол используется в выражениях ظَلَمْتُ السِّقَاء ‘выпить напиток несвоевременно’, ظَلَمْتُ الأَرْضَ ‘вырыть яму не в нужном месте’. То есть любое отступление от истины в большей или меньшей степени является ‘несправедливостью’, даже если поступок человека не вредит никому, кроме него самого. В Коране это слово используется как в отношении многобожия и неверия, так и в отношении остальных грехов, и для того, чтобы уловить тонкую грань между этими значениями, нужно вникать в контекст фрагмента, сопоставляя его с общими принципами Корана.

Слова мау‘иза ‘увещевание’ происходит от глагола ‘предостерегать от чего-либо, устрашая последствиями этого’. Согласно другому мнению, увещеванием называется доброе наставление, смягчающее сердца. В обоих случаях подчёркивается душепопечительный характер увещевания, тогда как в современном русском языке ‘увещать’ обычно означает ‘уговаривать’, ‘убеждать’, ‘советовать’. Тем не менее в переводе Корана частичная потеря экспрессивности компенсируется благодаря контексту (напр.: сура 11 «Худ», аят 120).

Слово таваккуль ‘упование’ образовано от глагола ‘полагаться на кого-либо’, ‘делать кого-либо своим поверенным’. Это не означает, что уповающий человек не должен прикладывать усилия для достижения желаемого. Напротив, упование называется так только тогда, когда человек использует средства и причины, необходимые для достижения желаемого результата. Беспричинное упование на Всевышнего называется тавакуль и порицается исламом. В русском языке ‘упование’ объединяет оба эти понятия, и для обозначения разницы между ними нужно дополнительное пояснение.

Только Всемогущий Аллах заслуживает того, чтобы на Него уповали и полагались, и поэтому Аль-Вакиль — это одно из Его прекрасных имён. Оно обозначает Того, на Кого можно положиться, Кто способен помочь и защитить. В предыдущей редакции Аль-Вакиль было переведено как ‘Попечитель и Хранитель’, но в предисловии я отметил, что это не самый удачный вариант. В новой редакции я заменил его словом ‘Промыслитель’. Согласно словарю Т. Ф. Ефремовой, оно означает ‘Бог как попечитель всего живущего на Земле’.

Слово джанна ‘сад’ образовано от глагола ‘скрывать что-либо от взоров’. Поэтому оно чаще всего используется в отношении густых садов, в которых ветви деревьев переплетаются друг с другом и с другими растениями. Есть мнение, что райские сады получили такое название из-за своего сходства с садами на Земле. Согласно другому мнению, они названы так потому, что райские блага сокрыты от взоров жителей Земли (сура 32 «Земной поклон», аят 17). Образованное от того же глагола слово джанан ‘сердце’ получило такое название, потому что оно сокрыто в груди. Щит называют джунна, потому что он защищает воина. Зародыш — джанин — тоже скрыт от взоров в утробе матери. От того же глагола образовано слово ‘джинны’.

Согласно исламской традиции, джинны — это духи, созданные из огня, и среди них есть праведные и нечестивые (сура 72 «Джинны», аят 11). В русском языке слово ‘джинн’ приобрело несколько мифическое, сказочное значение. Тем не менее я использовал именно его, а не слово ‘бес’, потому что бесами называют злобных духов. В более широком смысле джиннами называют все духовные существа, в том числе ангелов и шайтанов. Но джинны отличаются от тех и других. Ангелы — это существа, сотворённые из света, беспрекословно выполняющие веления Господа. Шайтанами же называют людей и джиннов, уклонившихся от повиновения Господу и отдалившихся от Его милости. Арабский глагол шатана означает ‘отдаляться’, а в Коране сказано: «Так Мы определили для каждого пророка врагов — шайтанов из числа людей и джиннов» (сура 6 «Скот», аят 112).

Как видим, подбор слов при переводе Корана представляет большую сложность и требует знания не только лексических значений слов, но и их функциональности в контексте речи и семантической мотивированности. При этом для достижения контекстуальной ясности нередко приходится жертвовать логикой и выразительностью текста, не говоря уже об оттенках значений.

Например, слово зикн ‘подбородок’ означает ‘самая нижняя точка лица’. В современном языке, как русском, так и арабском, семантика этого слова подверглась сужению. Между тем в Коране мы читаем, что верующие во время земных поклонов касаются земли ‘подбородком’ (сура 17 «Ночной перенос», аят 107). Совершенно ясно, что, когда человек припадает к земле лбом, он не может коснуться её подбородком. Но дело в том, что ‘лицом’ в арабском языке называют всю лицевую сторону головы, и у того, кто отпускает бороду, ‘подбородок’ смещается на кончик его бороды. В предыдущей редакции я перевёл этот аят буквально, чтобы приблизить восприятие перевода к восприятию оригинала, но в новой редакции я заменил слово ‘подбородок’ словосочетанием ‘кончик бороды’.

Слово йактын переводится ‘тыква’, но может означать любое растение, не имеющее ствола. Оно встречается в Коране всего один раз, в словосочетании شَجَرَةً مِنْ يَقْطِينٍ ‘тыквенное дерево’ (сура 37 «Стоящие в ряд», аят 146). Перевод его осложняется тем, что слово шаджара ‘дерево’ в арабском языке применяется к растениям, имеющим ствол, но в сочетании со словом йактын оно теряет это значение, и поэтому переводить это словосочетание следует просто как ‘тыква’.

Слово гаит означает ‘низкое место’. Глагол гата используется в выражении غَاطَ المَاءُ فِي الأَرْضِ ‘вода ушла в землю’. Для отправления естественной нужды во время поездок арабы выбирали низкие места, чтобы скрыться от посторонних взоров. Со временем словом гаит стали называть сами испражнения. В Коране оно дважды употребляется в значении ‘отхожее место’ — оба раза при описании ситуаций, когда молящийся не находит воды для совершения омовения. Лучшего слова для такого контекста не подобрать, потому что чаще всего люди сталкиваются с нехваткой воды во время поездок.

Слово насара буквально переводится ‘назаретяне’. Так называли христиан во внутренней Аравии во времена сложения Корана, но это название распространяется на всех приверженцев христианства. Считается, что оно произошло от названия города Эн-Насира (Назарет), в котором, согласно библейской традиции, прошли детство и юность пророка ‘Исы. Есть также мнение, что насара произошло от слова насир — ‘помощник’, и в Коране мы читаем: «Апостолы сказали: “Мы поможем Аллаху…”» (сура 3 «Семейство ‘Имрана», аят 52). В русском языке слово ‘христианин’ имеет иную этимологию и восходит к греческому слову ‘Христос’ — ‘Помазанник’.

Слово йахуд ‘иудеи’ образовано от слова хауд — ‘медленное возвращение’. Со временем оно приобрело значение ‘покаяние’, ‘возвращение на прямой путь’. Считается, что название йахуд произошло от того, что сыны Исраиля много каялись и молились. В Коране мы читаем, что они сказали: «Предпиши для нас добро в этом мире и в последней жизни. Поистине, мы покаялись (худна) перед Тобой» (сура 7 «Ограды», аят 156). Согласно другому мнению, йахуд — это имя собственное, от которого был образован целый ряд имен и глаголов. Например, глагол хада означает ‘обращаться в иудаизм’, а глагол тахаввада употребляется в значении ‘идти медленно’ и подчеркивает сходство с иудеями, которые степенно и неторопливо читали священное писание. В русском языке слово ‘иудеи’ обозначает евреев вообще, но в зависимости от контекста может иметь и специфический смысл.

Отдельного внимания заслуживает этимология имён собственных, которые упоминаются в Коране. Например, имя последнего из пророков и посланников Мухаммада означает ‘достойный похвалы’, ‘восхваляемый’. Оно происходит от глагола хаммада — ‘расхваливать’, ‘восхвалять’. Имя пророка Салиха означает ‘праведный’, ‘благочестивый’. Оно произошло от глагола саляха — ‘быть правильным’, ‘быть благочестивым’. Имя пророка Худа образовано от слова хауд — ‘медленное возвращение’, ‘покаяние’.

Название языческого идола Вадд произошло от глагола вадда — ‘любить’, ‘желать’. Его назвали так, потому что язычники питали к нему большую любовь, или же они полагали, что между ним и Аллахом существует любовь. Название идола Ягус произошло от глагола гаса — ‘спасать’, ‘выручать’, и совершенно ясно, что язычники уповали на него и надеялись на его помощь. Идол Манат получил своё название от глаголов амна ‘проливать’ или таманна ‘желать’. Обе версии правильные, потому что язычники приносили жертвы своим богам и приходили к ним для исполнения своих желаний.

В откровении часто встречается прозвище прародителя шайтанов Иблиса. Есть мнение, что оно не имеет арабского происхождения. Согласно другому мнению, оно образовано от глагола абляса — ‘приходить в отчаяние’, ‘терять надежду на милость’, ‘сожалеть’, ‘молчать, лишившись оправдания, испытывая страх и тоску’. К сожалению, смысл этого прозвища теряется, если перевод не дополнен соответствующими комментариями.

Прозвище праведника Хадыра, которое встречается в пояснениях к аятам, происходит от слова хадар — ‘зелень’. В хадисе, переданном аль-Бухари со слов Абу Хурайры, сообщается, что Посланник Аллаха, мир ему и благословение Аллаха, сказал: «Хадыра стали называть так из-за того, что однажды, когда он сидел на высохшей земле, она позеленела за его спиной».

Большой интерес вызывают и арабизированные имена пророков и ангелов, такие как Ибрахим, Исма‘иль, Исхак, Я‘куб, Джибриль, которые для арабов значат больше, чем просто имена собственные. Их значения подробно раскрыты в тафсирах Корана. Мы же рассмотрим перевод слова ‘Адн — так называют одну из частей рая или весь рай целиком. Это арабское слово означает ‘вечное пребывание’ и образовано от глагола ‘адана — ‘поселиться навсегда’. Из хадисов известно, что деревья в садах ‘Адна Всевышний посадил Своими руками. Название ‘Адн созвучно с библейским Эдемом — райским садом, в котором Адам и Ева обитали до грехопадения. Одни библеисты связывают происхождение этого слова с древнееврейским словом eden — ‘наслаждение, роскошь’, другие — с шумерским словом eden — ‘равнина, степь’. Но в мусульманской традиции ‘Адн устойчиво воспринимается как место вечного пребывания, и поэтому в новой редакции я не стал переводить это слово как Эдем.

Для исключения спорных ассоциаций с библейскими понятиями я также не стал переводить выражение قُلُوبُنَا غُلْفٌ как ‘сердца наши необрезанные’. В Ветхом Завете дом Израилев не раз упрекается за его «необрезанное», непокорное сердце (напр.: Иер. 9:26). Коран тоже упрекает сынов Исраиля за их слова: «Сердца наши необрезанные». Дело в том, что слово гульф — это множественная форма слова агляф ‘необрезанный’. Однако в ранних тафсирах слово гульф трактуется как ‘окутанные пеленой, покрывалом’. Глагол галифа означает ‘вкладывать’, и от него образовано гиляф — ‘оболочка’, ‘кожура’. Арабы говорят سَيفٌ أَغْلَفُ, когда меч вложен в ножны. Поэтому в переводе я отдал предпочтение варианту, не содержащему аллюзии на Библию: «Сердца наши покрыты пеленой» (сура 2 «Корова», аят 88 и сура 4 «Женщины», аят 155).

Подбор слов в переводе Корана осложняется изобилием синонимичных рядов. В отдельных местах использование синонимов служит эстетическим целям, но гораздо чаще они вскрывают разные стороны предмета или явления, и для достижения более высокого уровня соответствия оригиналу недостаточно ограничиваться передачей общего смысла.

Например, отрицание знамений Всевышнего в Коране описывается глаголами кафара — ‘отвергать’, джахада — ‘отрицать’, каззаба — ‘считать ложью’. Если не вдаваться в тонкости, то любой из них можно перевести как ‘отвергать’ или ‘отрицать’. Между тем палитра этих значений характеризует разные состояния души тех, кто столкнулся с истиной и отверг её.

Глагол кафара указывает на тех, которые отказались уверовать и отвергли милость, оказанную им Всевышним. Значения этого слова мы уже разъяснили чуть выше. Глагол джахада означает ‘отрицать истину, будучи убеждённым в её правдивости’. Так поступили египтяне, отвергшие Мусу, и люди писания, отвергшие Пророка Мухаммада, мир ему и благословение Аллаха. И те, и другие были убеждены в их правдивости, но не последовали за ними (сура 27 «Муравьи», аят 14).

Глагол каззаба относится к тем, кто не признаёт истину ни на словах, ни в сердце. То есть, когда им разъяснили истину, они не признали её сердцем и решительно отвергли её на словах, и это действие в Коране чаще всего обозначается глаголом прошедшего времени как состоявшееся и завершённое. В то же время отрицание знамений теми, кто убеждён в их правдивости, чаще всего обозначается глаголом настоящего времени или конструкцией прошедшего продолженного, потому что им каждый раз приходится лгать самим себе (ср.: сура 5 «Трапеза», аят 10 и сура 7 «Ограды», аят 51).

Однако оттенить важные признаки близких по значению понятий средствами языка перевода удаётся не всегда. Например, слова даляль и гайй переводятся ‘заблуждение’, хотя между ними есть существенная разница. Первое слово образовано от глагола далля — ‘уклоняться от прямого пути’. Оно используется в отношении тех, кто сбился с прямого пути, сильно или незначительно, сознательно или непреднамеренно. Его можно использовать и в отношении тех, кто ошибается по незнанию. Слово гайй означает ‘неведение истины по причине порочных воззрений’ и образовано от глагола гава. Человек может быть невежественным, не имея никаких знаний, ни правильных, ни ошибочных. Но если его знания ошибочны, то такое невежество называется гайй. Ибн Касир пишет, что под словом даляль подразумевается неосознанное уклонение от прямого пути, тогда как гайй — это преднамеренное уклонение от истины.

Слова кибр и батар тоже имеют похожий смысл. Первое означает ‘высокомерие’ и образовано от глагола кабура — ‘быть большим’. Высокомерием называется самодовольство, дополняемое ощущением собственного превосходства над кем-либо. Его самая тяжкая форма — это высокомерное отношение к Аллаху, когда человек не желает признавать истину и поклоняться Ему. Слово батар я перевел как ‘гордыня’. Оно означает чувство, овладевающее человеком, когда он не осознает, почему Аллах наделяет его благами, и вследствие этого он не выполняет своих обязанностей перед Ним и использует эти блага неправильно. В русском языке слова ‘высокомерие’, ‘гордыня’, ‘горделивость’ имеют иные оттенки.

Слова гадаб и сахат тоже схожи по значению. Первое означает ‘гнев’, ‘чувство сильного возмущения, усиливаемое жаждой мести’. Оно подобно угольку, который разгорается в сердце человека, от чего у него расширяются сосуды, краснеют глаза и т. п. Слово сахат означает ‘ярость’, ‘сильный гнев, побуждающий к совершению акта наказания’. В этом смысле слова ‘гнев’ и ‘ярость’ удачно подчеркивают разницу между арабскими понятиями. Но есть между ними и другие различия, например, словом гадаб можно описать гнев, который направлен в отношении любого человека, независимо от его положения. А слово сахат употребляется лишь в тех случаях, когда человек гневается на того, кто ниже его по положению. Иными словами, если начальник гневается на подчинённого, то можно употребить любой из глаголов сахита или гадиба, а если подчинённый гневается на своего начальника, то уместен лишь глагол гадиба. Эти нюансы уже не отражаются в переводе на русский язык.

Слова бухль и шухх тоже близки по смыслу. Слово бухль означает ‘скупость’, ‘нежелание расходовать материальные средства тогда, когда от этого не следует воздерживаться’. В арабском языке оно используется, когда человек скупится на то, чем обладает сам. Когда же он жаждет того, чем обладают другие, и стремится обрести это любым путём, пусть даже нечестным, следует использовать слово шухх — ‘скупость, усугубляемая алчным стремлением к обладанию чем-либо’. В переводе Корана различия между этими двумя понятиями удаётся передать частично, выбирая между словами ‘скупость’ и ‘алчность’.

Слова макт и бугд я перевёл как ‘ненависть’, хотя между ними существует тонкая разница. Первое из них означает ‘сильную неприязнь к тому, кто совершает что-либо дурное’. Когда речь идёт об Аллахе, оно означает божественное качество, проявляющееся по отношению к нечестивцам. Слово бугд означает ‘ненависть, вызванная отвращением к чему-либо’. Некоторые авторы отмечают, что макт — это крайняя степень ненависти. В любом случае отразить разницу между этими двумя понятиями в переводе крайне трудно.

Слова а‘ма и акмах означают ‘слепой’, ‘слепец’. Но словом а‘ма называют не только того, кто лишён зрения, но и того, кто лишён рассудительности и проницательности. В Коране оно часто употребляется, когда порицается душевная слепота. Слово акмах обычно используется в отношении тех, кто слеп от рождения, и реже — в отношении тех, кто страдает приобретённой слепотой. Есть мнение, что так называют больных, которые видят днём, но не видят по ночам, или же наоборот. Не вдаваясь в такие тонкости, оба понятия я перевёл одинаково.

Слова табзир и исраф переводятся как ‘расточительство’ и часто используются как синонимы, но на самом деле между ними есть разница. Первое означает ‘разделение’, ‘рассеивание’. Арабы используют его в выражении بَذَرَ الحَبَّ ‘сеять семена’. Впоследствии оно приобрело значение ‘расходование имущества на то, что не приносит пользы’, ибо расточитель тратит свои средства, не ведая об исходе своих поступков, подобно сеятелю, которому не известно, каким будет урожай. Поэтому я перевёл соответствующий глагол как ‘расточать на непотребное’ (сура 17 «Ночной перенос», аят 26). Слово исраф используется, когда человек тратит средства или время на что-то полезное или дозволенное, но делает это сверх меры. Для обозначения этого понятия я использовал слово ‘излишество’ и его производные.

Сразу несколько слов в Коране обозначают военную добычу. Одно из них — анфаль — является формой множественного числа слова нафль — ‘добавка, превышающая то, что положено’. Другое слово — ганима — образовано от слова ганам ‘овцы’. Арабские племена часто враждовали друг с другом, захватывая чужие стада, и поэтому захват овец получил название гунм. Впоследствии это слово распространилось на захват любого имущества противника и даже на то, чего человек добивается благодаря усердному труду.

Разница между понятиями анфаль и ганима лишь в том, в каком аспекте рассматривается военная добыча. В слове ганима акцент делается на том, что добыча была захвачена силой, а в слове анфаль подчёркивается, что она есть Божий дар верующим. Некоторые филологи считали, что ганима — это военная добыча вообще, а анфаль — это добыча после дележа. В шариате словом ганима называют добычу, захваченную у неверующих в результате боевых действий. Если же добыча досталась без боя, то она называется фай (сура 59 «Сбор», аят 6).

Разные слова выражают такие состояния, как ‘страх’, ‘боязнь’, ‘испуг’, ‘трепет’. Лексические значения этих русских понятий довольно близки, и они не вполне соответствуют значениям арабских слов хауф, хифа, тахаввуф, хашья, ваджаль, ишфак, рау‘ и фаза‘.

Слово хауф означает ‘ожидание чего-либо неприятного, когда есть явные или предполагаемые признаки этого’. Это страх, побуждающий к определённым действиям, и испытывать его можно как перед Аллахом, так и перед творениями (сура 3 «Семейство ‘Имрана», аят 175). Слово хифа указывает на состояние человека, испытывающего страх (сура 7 «Ограды», аят 205), а тахаввуф — на выражение человеком своего страха (сура 16 «Пчёлы», аят 47).

Слово ваджаль тоже означает ‘боязнь’, ‘чувство страха’. Но если глагол хафа переходный и выражает отношение к объекту действия, то глагол ваджиля непереходный и обозначает внутреннее состояние встревоженного и напуганного человека (сура 8 «Военная добыча», аят 2).

Слово хашья обозначает ‘почтительный страх’, ‘благоговейный страх’ (сура 2 «Корова», аят 74). Или же это чувство овладевает человеком, когда он хорошо знает, чего именно он боится (сура 17 «Ночной перенос», аят 31).

Слово ишфак означает ‘заботливое отношение, смешанное со страхом и беспокойством’. Оно является производным от глагола ашфака, который в сочетании с предлогом مِن означает ‘трепетать’ (сура 21 «Пророки», аят 49). Этимология его восходит к слову шафак — ‘вечерняя заря’, когда дневной свет смешивается с сумеречным мраком.

Слова рау‘ и фаза‘ близки по значению и переводятся как ‘испуг’. Первое из них происходит от слова ‘душа’, ‘ум’ и этимологически указывает на ‘поражение души чем-либо’ (сура 11 «Худ», аят 74). Слово фаза‘ означает ‘сильная тревога, вызванная чем-то страшным или опасным’ (сура 27 «Муравьи», аят 87).

Ещё несколько слов, встречающихся в Коране, означают ‘сомнение’. Слово шакк используется, когда имеется в виду одинаковое недоверие к двум противоположным утверждениям. Такого рода сомнение может касаться существования чего-либо, рода какого-либо предмета или присущих ему качеств (сура 14 «Ибрахим», аят 10).

Синонимичное слово райб обладает более конкретным смыслом и используется, когда человек не имеет твёрдых знаний и испытывает тревогу из-за своих сомнений (сура 2 «Корова», аят 23). То есть не всякое сомнение можно назвать райб, а лишь такое, которое сопровождается сильной тревогой.

Если же сомнение вызывает лишь лёгкое беспокойство, которое ещё не переросло в тревогу, то оно называется мирья. Это слово происходит от глагола мара — ‘извлекать’, ‘оспаривать’, и тонкость тут в том, что сомнения, которые человек скрывает в сердце, обнаруживаются в спорах (сура 11 «Худ», аят 17).

Слово шубха тоже означает ‘сомнение’ и происходит от слова шабах — ‘сходство’. Поэтому оно используется тогда, когда человек не может отличить похожие вещи (сура 4 «Женщины», аят 157). От него образован термин муташабих, относящийся к тем аятам Корана, которые можно интерпретировать по-разному и которые порождают сомнения у маловеров (сура 3 «Семейство ‘Имрана», аят 7). Этот же термин применительно к аятам Корана используется и в другом значении, указывая на их сходство и на полное отсутствие противоречий между ними (сура 39 «Толпы», аят 23).

Слова инсан и башар означают ‘человек’, но обычно употребляются в разных контекстах. Слово инсан происходит от глагола насийа — ‘забывать’, ‘предавать забвению’, и поэтому оно указывает на забывчивость человека. Или же говорят, что оно происходит от слова унс — ‘общительность’, и это мнение тоже не лишено оснований. Слово башар в свою очередь образовано от башара — ‘наружный слой кожи’. Такое название объясняется тем, что кожа человека видна, в отличие от кожи животных, которая покрыта шерстью, пухом или перьями.

В Коране человек обычно называется башар, когда имеются в виду его физическое тело или смертная природа, одинаковая для всех, а если описываются его духовные или нравственные качества, то чаще используется слово инсан (ср.: сура 4 «Женщины», аят 28 и сура 11 «Худ», аят 27).

В значении ‘человек’ часто употребляется и слово нафс ‘душа’. В русском языке ‘душа’ также используется для обозначения как духовной сущности человека, так и человека во плоти. Поэтому проблема перевода слова нафс в Коране — это тема для отдельного исследования.

Слова кальб, фуад и садр тоже близки по значению. В зависимости от контекста они могут означать ‘душа’, ‘сердце’, ‘разум’. Сердце человека названо кальб за то, что оно часто и легко переходит из одного состояния в другое. Глагол каляба означает ‘вращать’, ‘переворачивать’. В достоверном хадисе, переданном Муслимом, говорится: «Поистине, души потомков Адама находятся между двумя пальцами Милостивого, как одна душа, и Он ворочает ими, как пожелает».

В Коране слово кальб используется в значениях ‘душа’, ‘знания’, ‘разум’. Всевышний сказал: «Вот они напали на вас сверху и снизу, и тогда замерли взоры, и души подступили к горлу» (сура 33 «Полчища», аят 10). В другом месте сказано: «Поистине, в этом — напоминание для тех, у кого есть сердце» (сура 50 «Каф», аят 37), то есть знания и правильное понимание. Также сказано: «Поистине, слепнут не глаза, но слепнут сердца в груди» (сура 22 «Хадж», аят 46). Здесь имеется в виду разум, который перестаёт осознавать и воспринимать истину.

Слово фуад означает ‘сердце’, ‘ум’ и используется в таком значении, когда речь идёт о чувствах и помыслах, что охватывают сердце (сура 53 «Звезда», аят 11). Это название произошло от глагола фаада — ‘поражать, охватывать сердце’, ‘жарить’.

Некоторые учёные полагают, что есть разница между тем, что обозначают слова фуад и кальб. И хотя эти дискуссии касаются психологии человека, примечательно, что в Коране слово кальб всегда упоминается до зрения и слуха, а слово фуад — только после них (ср.: сура 7 «Ограды», аят 179 и сура 16 «Пчёлы», аят 78).

Слово садр означает ‘грудь’, но в Коране оно часто употребляется в значении ‘душа’, ‘сердце’. Оно обозначает вместилище и для таких низменных чувств, как злоба или высокомерие, и для аятов Священного Корана (ср.: сура 15 «Хиджр», аят 47 и сура 29 «Паук», аят 49).

Глаголы гафара, ‘афа и сафаха также очень близки по смыслу. Первый из них означает ‘покрывать’, ‘прощать’. Прощение от Аллаха называют гуфран и магфира, потому что оно избавляет человека от мук и страданий. Глагол ‘афа в основе своей означает ‘устремляться к чему-либо’, и отсюда возникло выражение عَفا الرِّيحُ الأَثرَ ‘ветер стёр следы’. В значении ‘прощать’ он употребляется потому, что прощение словно стирает грех.

Между филологами нет согласия относительно того, у какого из этих двух понятий более глубокий смысл. Абу Хамид аль-Газали считал, что если гуфран — это покрытие греха, то ‘авф — это его полное прощение, вычёркивание из книги деяний. Ибн Джузай, напротив, полагал, что ‘афв — это воздержание от наказания, а магфира — это избавление от наказания и вдобавок покрытие самого греха. Есть мнение, что магфира избавляет от наказания, а ‘авф — от порицания и унижения.

Глагол сафаха означает ‘великодушно отказываться от попрёка, порицания’. Это нечто большее, чем просто прощение, ведь часто бывает, что человек прощает своего обидчика, но не проявляет великодушия по отношению к нему. Как видно, все эти глаголы можно перевести как ‘прощать’, хотя каждый из них придаёт прощению особый оттенок, который трудно передать на русском языке, особенно когда они вместе употребляются в одном аяте: «Но если вы простите, оставите в покое и покроете, то ведь Аллах — Прощающий, Милующий» (сура 64 «Обделение», аят 14).

Когда речь идёт об избавлении от последствий грехов, в Коране также используется глагол каффара — ‘покрывать’. По значению он близок к глаголу гафара, но если они употребляются вместе, то акцент делается на их смысловые оттенки. И если глагол гафара, как уже было отмечено, подразумевает покрытие и прощение грехов, то под словом каффара понимается очищение посредством искупления. В Коране сказано: «Господи наш, прости нам наши грехи, очисти нас от прегрешений…» (сура 3 «Семейство ‘Имрана», аят 193).

Но есть мнение, что оба эти выражения лишь дополняют и усиливают друг друга, и под грехами здесь подразумеваются большие грехи, а под прегрешениями — менее серьёзные проступки. Или же первое содержит просьбу о прощении уже совершённых больших грехов, а второе — просьбу уберечь от них в будущем, потому что отстранение от них есть основание для прощения малых прегрешений.

Сразу несколько глаголов, встречающихся в Коране, можно перевести как ‘зарезать животное’. Глагол забаха означает ‘перерезать горло’, а глагол нахара — ‘закалывать’, и последний обозначает заклание верблюдов, которым сперва пробивают ножом сердце, а потом уже перерезают горло. Он образован от слова нахр — ‘верхняя часть груди’. Глагол закка также означает ‘зарезать’, и образован он от глагола зака — ‘пылать’. И хотя слово тазкийа означает ‘выделение естественного жара’, в шариате оно приобрело значение ‘лишение животного жизни определённым способом’. Есть ещё глагол ‘акара ‘зарезать’, ‘ранить’, ‘резать поджилки’, который встречается только в истории о верблюдице Салиха. Охотники резали поджилки животному, чтобы повалить его на землю, если не могли сразу перерезать ему горло.

Наряду с синонимами, в Коране встречаются и полисемантичные слова, которые помогают выявлять внутренние связи между кораническими понятиями и концептами.

Например, слово дин чаще всего означает ‘религия’, но употребляется в Коране в разных значениях. В значении ‘религия’ оно используется, например, в словах Всевышнего: «В религии нет принуждения» (сура 2 «Корова», аят 256); «Поистине, религия у Аллаха — ислам» (сура 3 «Семейство ‘Имрана», аят 19).

В значении ‘вера’, ‘покорность’, ‘набожность’ оно использовано в аяте: «Кто может быть лучше верою своей того, кто предался Аллаху, делая наилучшее?..» (сура 4 «Женщины», аят 125).

В значении ‘воздаяние’ оно использовано в аяте: «Они спрашивают, когда наступит день воздаяния» (сура 51 «Рассеивающие», аят 12).

В аяте «Он не мог задержать своего брата по законам царя» (сура 12 «Юсуф», аят 76) оно использовано в значении ‘закон’. Согласно другому мнению, здесь оно означает ‘владения’, ‘царство’.

Слово айа означает ‘признак настолько ясный и очевидный, что по нему легко узнать сам предмет’. Есть мнение, что оно происходит от вопросительного слова أَي ‘какой?’. Согласно другому, более достоверному мнению, оно происходит от глагола тааййа — ‘задерживаться’, ‘придерживаться чего-либо’.

Аяты Корана получили такое название, потому что они подчёркивают заключённый в них смысл и обособлены, отделены друг от друга. Но в Коране слово айа употребляется и в других значениях: ‘знамение, указывающее на Аллаха и правдивость Его посланников’ (сура 12 «Юсуф», аят 105), ‘чудо’ (сура 2 «Корова», аят 211), ‘предзнаменование’ (сура 2 «Корова», аят 248), ‘назидание’ (сура 26 «Поэты», аят 8), ‘высокое строение’ (сура 26 «Поэты», аят 128).

Словом ляхв ‘потеха’, ‘развлечение’ в арабском языке называют всё, что отвлекает от чего-то важного и полезного. Ближняя жизнь названа в Коране ‘потехой’, потому что она отвлекает от жизни вечной. По той же причине песни названы ‘потешными речами’ (сура 31 «Лукман», аят 6). А вот на йеменском диалекте слово ляхв означает ‘жена’, и в таком значении оно употребляется в аяте: «Если бы Мы захотели обзавестись женой…» (сура 21 «Пророки», аят 17). Лексика Корана объединяет около сорока диалектов, и некоторые слова употребляются в нём именно в том значении, которое во времена его ниспослания было характерно для того или иного племенного диалекта.

В некоторых местах Корана полисемантичные слова не теряют своей многозначности в предложении. Например, слово баля означает ‘испытание’ и происходит от глагола балийа — ‘обветшать’. Тонкость тут в том, что частые и продолжительные испытания бывают изнурительны. Вместе с тем баля также означает ‘благо’, и оба эти значения дополняют друг друга в нескольких аятах Корана. Так, повеление пророку Ибрахиму зарезать сына названо الْبَلَاءُ الْمُبِينُ — ‘явное испытание’ или ‘явное благо’ (сура 37 «Стоящие в ряд», аят 106). То есть само повеление было испытанием, а позволение принести вместо этого искупительную жертву стало явной милостью как для Ибрахима и его семьи, так и для его последователей.

С другой стороны, согласно исламской доктрине, любое благо есть испытание, как и любое испытание может стать благом для верующего. Аллах испытывает людей не только трудностями, болезнями и лишениями, но и благополучием. Он наделяет нас благами, чтобы мы благодарили Его, или же посылает нам беды, чтобы мы проявили терпение. Тот, кто достойно проходит своё испытание, обращает его в благо для себя, а для других оно становится бедой и несчастьем, и ‘несчастье’ тоже одно из значений арабского баля.

Многозначность присуща не только отдельным словам в Коране, но и целым выражениям. В хадисе, переданном Муслимом и ат-Тирмизи, говорится: «Я имею шесть преимуществ перед другими пророками: дарованные мне слова лаконичны, но заключают в себе широкий смысл…» Под этими словами понимается как способность Пророка, мир ему и благословение Аллаха, вкладывать глубокий смысл в ёмкие высказывания, так и многогранность коранического текста.

Например, выражение بَلِ ادَّارَكَ عِلْمُهُمْ فِي الآخِرَةِ приводит в замешательство комментаторов Корана, и до нас дошли самые разные истолкования его. Одни считали, что оно означает: «Но они обретут знание в будущей жизни», то есть неверующие перестанут сомневаться в будущей жизни, когда воочию увидят то, что было обещано им. Другие понимали его прямо противоположным образом: «Но они утратили знание о будущей жизни». Третьи считали, что это вопросительное предложение: «Разве они познали, что такое будущая жизнь?» По мнению Ибн ‘Ашура, которому я отдал предпочтение, эти слова означают: «К тому же их знания о последней жизни запутаны» (сура 27 «Муравьи», аят 66). Каждый из этих вариантов правильный, и в таких случаях у разных авторов смысл одного и того же аята может передаваться по-разному, что смущает читателей, не знакомых с тафсирами.

Приведу ещё один пример, в котором смысл аята определяется значением одной частицы. Всевышний сказал: «А ведь хитрости их могли сдвинуть горы» (сура 14 «Ибрахим», аят 46). Такой перевод основан на том мнении, что частица إِنْ здесь служит для усиления смысла. Но есть и другое мнение, что это — отрицательная частица, и в таком случае данный аят означает: «А ведь хитрости их не могли сдвинуть горы». То есть мы имеем два прямо противоположных по смыслу перевода, каждый из которых подтверждается суждениями комментаторов и даже совпадает со значениями других аятов (ср.: сура 19 «Марьям», аяты 90-91 и сура 17 «Ночной перенос», аят 37).

В некоторых случаях многозначность аятов Корана определяется различиями между кораническими чтениями. Известно, что Коран был ниспослан в семи харфах. В достоверном хадисе, переданном аль-Бухари и Муслимом, говорится: «Поистине, этот Коран ниспослан в семи харфах. Читайте же его так, как вам будет легче». Различия между харфами и сложившимися на их основе кираатами могут влиять на смысл откровений и подробно освещаются в специальной литературе.

В новой редакции я опирался исключительно на текст, соответствующий кираату ‘Асыма ибн Абу ан-Наджуда в передаче Хафса ибн Сулеймана. Например, Коран запрещает мужьям вступать в близость с жёнами во время месячных кровотечений, пока они не очистятся от кровей своих (сура 2 «Корова», аят 222). Выражение حَتَّىَ يَطْهُرْنَ ‘пока они не очистятся’ соответствует кираату ‘Асыма в передаче Хафса. Между тем в кираате ‘Асыма в передаче Абу Бакра Ибн Айяша, а также в кираатах Хамзы аз-Зайята и ‘Али аль-Кисаи оно читается حَتَّى يَطَّهَّرْنَ ‘пока они не искупаются’. Взять за основу второй вариант не было бы ошибкой, но я последовательно руководствовался только одним кираатом.

Из этих же соображений я оставил в основном тексте только один перевод слова мухлясин ‘избранный’ (сура 15 «Хиджр», аят 40). В предыдущей редакции он был дополнен альтернативным вариантом ‘искренний’, который соответствует другому кираату — мухлисин. Дело в том, что куфийские и мединские чтецы читали это слово المُخْلَصِينَ, а все остальные — المُخْلِصِينَ, то есть с различием в одной огласовке. Такого рода различия в интерпретации аятов и выражений из Корана заслуживают отдельной статьи.

Но, пожалуй, с самыми большими трудностями я столкнулся при переводе идиоматических выражений. Идиомами принято называть обороты речи, значения которых не определяются значением входящих в него слов, и в классической науке о Коране такого понятия нет. Поскольку же дискуссии относительно критериев «идиоматичности» в современном языкознании не утихают, исследования Корана в таком разрезе приобретают всё большую актуальность. Арабский язык богат на идиоматические слова и выражения. Но если мы говорим об идиомах в Коране, то для нас важно не только их цельное значение, но и значение каждого слова в отдельности. Приведу несколько примеров.

Выражение وَضَعَت الْحَرْبُ أَوْزَارَهَا переводится ‘война складывает свою ношу’ и означает завершение войны. Под войной здесь подразумеваются воюющие стороны, а под ношей — оружие и преступления, которые люди совершают на войне (сура 47 «Мухаммад», аят 4). В данном случае я ограничился пословным переводом, так как он сохраняет образность выражения и открытость текста, а главное — адекватно воспринимается носителями русского языка.

Выражение يَثْنُونَ صُدُورَهُمْ дословно переводится ‘сгибать грудь’ и в Коране характеризует поведение некоторых из лицемеров, питавших неприязнь к проповедям Пророка, мир ему и благословение Аллаха (сура 11 «Худ», аят 5). В предыдущей редакции я перевёл его ‘сжимают сердца’, а в новой редакции — ‘поворачиваются боком’. Это более точный перевод, хотя оба варианта отражают нежелание лицемеров слушать Коран и то, как они отворачивались от него.

Выражение يَلْوُونَ أَلْسِنَتَهُم дословно переводится ‘скручивать, изгибать язык’ и встречается в описании тех людей писания, которые искажают священные книги. В данном случае я предпочёл описательный перевод, сохранив свойственную оригиналу экспрессию: «Среди них есть такие, которые искажают писание своими языками…» (сура 3 «Семейство ‘Имрана», аят 78).

Буквальный смысл выражения يُقَلِّبُ كَفَّيهِ — ‘переворачивать кисти рук’, и в Коране так обрисовывается поведение человека, сокрушавшегося из-за погубленного сада (сура 18 «Пещера», аят 42). Он ударял себя по ладоням и разводил руки, как это делают люди, когда выражают сожаление и беспомощность. В предыдущей редакции, чтобы передать эмоционально-экспрессивную окраску текста, я использовал словосочетание ‘бить себя по рукам’, но в новой редакции оно заменено на более точное, но менее эмоциональное ‘ударять себя по ладоням’.

Выражение يَدٌ مَبْسُوطَةٌ дословно можно перевести как ‘распростёртая рука’, но понимается под ним щедрость. Всевышний сказал: «Обе руки Его простёрты: Он одаряет, как пожелает» (сура 5 «Трапеза», аят 64). То есть Аллах щедр и не скупится одаривать творения благами. В то же время данный аят рассматривается как указание на наличие у Аллаха двух рук, и дискуссии о том, можно ли понимать в прямом смысле такие атрибуты, связанные с сущностью Аллаха, не прекращаются уже много столетий.

Выражение بِأعْيُنِنَا буквально означает ‘у нас на глазах’, но понимается ‘под нашим присмотром’. Всевышний сказал: «Построй ковчег у Нас на глазах» (сура 11 «Худ», аят 37), то есть пророк Нух строил ковчег под присмотром и руководством Всевышнего. Как и в предыдущем примере, данный аят рассматривается как указание на существование ещё одного божественного атрибута — глаз Аллаха, ибо, если какой-либо из атрибутов Аллаха упомянут в Коране, это значит, что он существует реально, хотя мы не имеем представления и не можем судить о том, как он выглядит. Противники данной концепции, напротив, признают только цельное значение этого и ему подобных выражений.

Выражение عَمِلَتْ أيْدِينَا буквально означает ‘сделали наши руки’, но подразумевает всё, что совершает человек или кто-либо иной, причём не обязательно руками. В предыдущей редакции это выражение применительно к Аллаху я перевёл дословно, дополнив его кратким пояснением, но теперь отказался от такого варианта в пользу смыслового перевода: «Неужели они не видят, что из созданного Нами Мы сотворили для них скот?..» (сура 36 «Йа, син», аят 71).

Выражение мильк аль-йамин буквально означает ‘то, чем владеет десница’. Арабы использовали разные слова для обозначения рабов и рабынь, и некоторые из них (‘абд, ама, ракаба и их производные) употребляются в Коране. Наряду с ними в Книге Аллаха используется словосочетание мильк аль-йамин, которое обозначает рабов и рабынь и вместе с тем учит господ великодушно относиться к ним. Арабы связывали успех, благодать и лучшие качества с правой стороной, и поэтому в данном выражении упоминается не рука, а десница. В предыдущей редакции я сделал ударение на этом нюансе, а в новой редакции перевёл его по смыслу (напр.: сура 4 «Женщины», аят 3).

Подобных выражений в Коране много, и каждое из них требует к себе особого внимания. Я старался переводить их, не отступая от очевидного смысла откровения и не обращаясь к иносказательным или рационалистическим толкованиям. Тем не менее любая попытка перевода коранических идиом — это конструирование нового смысла, близкого к исходному, но не исключающего дополнительные ассоциации, эмоции и оценки.

Таким образом, методические принципы перевода Корана обусловлены особенностями самого текста оригинала. Но если язык Корана интуитивен, естественен, то попытки передать его лексические и стилистические особенности на другом языке обречены выглядеть искусственно. Тем более что сам Коран заявляет о своей неподражаемости и претендует на то, что он есть Слово Божье, а не речь человека. Получается, что от переводчика требуется передать привычными для нас средствами речи то, что по форме и содержанию превосходит любую человеческую речь. Задача априори невыполнимая.

Принимая это во внимание, перевод Корана неправильно рассматривать в отрыве от арабского текста, он всегда вторичен по отношению к оригиналу и не имеет самостоятельной судьбы. Он лишь расчищает порог и приоткрывает дверь в необъятный духовный мир Книги Аллаха, который каждый из нас постигает самостоятельно. Даже самый адекватный перевод не гарантирует точное восприятие Корана, ибо любые смыслы преломляются, соприкасаясь с нашим индивидуальным и коллективным опытом. Лучший же способ приблизиться к правильному пониманию Корана — сопоставлять наше видение аятов с тем, как разъяснял и воплощал их в жизнь Пророк Мухаммад, мир ему и благословение Аллаха.