Кому Русь обязана своим возвышением?

Вместо Киева — Владимир

В 1283 году митрополитом Киевским и всея Руси стал прибывший из Константинополя Максим. По словам духовного писателя XIX в. Александра Виноградова, во время ремонта гроба Максима (в Успенском соборе) в XVIII веке в резной золоченой раме посередине повешенной сени было написано, что переселился он "изъ Кiева в великороссiйскiй стольный градъ Владимiръ" — "частаго же ради нахожденiя татарского" (1). Между тем в летописи утверждается, что, "не терпя насилия татарского", в 1299 г. Максим оставил митрополию в Киеве и поселился во Владимире "со всем клиросом своим" (2). Таким образом, митрополичья резиденция из Киева перебазировалась во Владимир-на-Клязьме.

Это событие целесообразно рассматривать в свете всего происходившего в тот период в Золотой Орде (Улус Джучи). Начиная с 1280 г. в государстве Джучидов фактически не было единовластия. В начале 1291 г. ханом был провозглашен Тохта, чье восшествие на золото-ордынский престол пролоббировал изначально не подчинявшийся ханам Сарая Ногай (глава самого западного улуса Орды, включавшего территорию от левого берега Дуная до Днестра). Однако, согласно арабскому источнику конца XIII — начала XIV вв. — летописи Рукн-ад-Дина Бейбарса, в 1297 г. Ногаю стало известно о "приближении Токты", вознамерившегося воевать с ним, в связи с чем "собрал он войска". Поначалу успех был на стороне Ногая, но в 1299 г. Тохта пошел на него войной и нанес поражение (3).

Уместно отметить, что среди русских князей в тот период тоже не было единства, и в междоусобной борьбе они ставили на того или иного ордынского лидера. Южная Русь во главе с Киевом занимала сторону Ногая, что способствовало развитию антикиевских настроений Тохты. Тем самым подвергнутый обструкции Киев лишился всего, что оставалось от его политического влияния, и никоим боком не мог быть обласкан Тохтой. Вполне возможно, что именно это обстоятельство побудило Максима перенести первосвятительскую кафедру из Киева.

Как бы то ни было, по убеждению русского историка Сергея Соловьева, владимирский вектор Максима "ясно засвидетельствовал, что жизненные силы совершенно отлили с юга на север". С утерей Киевом прежней значимости благосостояние "поддерживалось еще на юго-западе, в Галиции, на Волыни", но и там "оставалось мало надежды на что-нибудь сильное и прочное" (4).

Следует отметить, что Максим грамотно продумал "духовное" обоснование предпочтения Владимира Киеву. В один из дней он сообщил своему окружению о чудесном видении "Божией Матери" во время сна: "видит яко на яве свет велик и необычен, и в том свете явися ему Пречистая Дева Богородица, держащи на руку Превечного Младенца". Поднеся ему омофор (принадлежность богослужебного облачения епископа), она призвала его "паси во граде Моем словесные овцы". В видении "Божия Матерь" вручила омофор святителю Максиму, и тот обнаружил его при просыпании на своих руках. Явление посчиталось знамением небесного благословения на перенесение митрополии из Киева во Владимир. По этому поводу даже была написана икона "Божией Матери", названная Максимовской (установлена в Свято-Успенском соборе Владимира над местом погребения митрополита) (5).

Фактически Максим лишь продолжил дело, начатое Андреем Боголюбским, который, перебазировавшись в середине XII в. во Владимир, приступил к превращению Северо-Запада Руси в политический центр государства (6). Переезд митрополичьей кафедры укрепил значимость Владимира и как религиозного центра Руси.

Тем временем Константинополь всеми силами стремился не потерять нити управления юго-западной частью Руси. С этой целью в 1303 г. галицкий епископ Нифонт был возведен в сан митрополита. Галицкая епархия была перепрофилирована в митрополию, которой поручались епархии собственно Галича, Холма, Турова, Перемышля, Владимира и Луцка.

Кого в митрополиты?

Со смертью князя Андрея Александровича (сын Александра Невского) законным обладателем престола Великого княжества Владимирского стал Михаил Ярославич Тверской. Но он столкнулся с конкуренцией со стороны московского князя Юрия Даниловича, пользовавшегося поддержкой Золотой Орды. Ярлык на княжение предоставлялся Ордой, посему в 1304 г. оба князя "поидоша во Орду ко царю въ споре и въ брани велице" (7/а).

Тохта решил вопрос в пользу Михаила, но борьба между ним и между Юрием, официально не признавшим прав Михаила, не стихла и продолжилась в разных направлениях. К слову, Михаил, находясь еще на пути в Орду, направил своих наместников в Новгород, который, однако, не принял их.

Данный ход событий укрепил Михаила во мнении получить религиозное подспорье своему политическому лидерству. После смерти митрополита Максима в 1305 году и митрополита Нифонта в 1307 году князь Михаил Ярославич стал рассматривать кандидатом на освободившееся место игумена Геронтия из Твери, который в 1308 г. "дерзнул восхитить святительство, взять святительскую одежду, ризницу и пастырский жезл, а также и ту икону, которую написал Петр и поднес святителю Максиму, и отправился в Константинополь". Речь идет об иконе "Пресвятой Владычицы нашей Богородицы", весьма почитаемой Максимом, написанной и преподнесенной ему игуменом располагавшегося на реке Рата (на западе Украины) Новодворского монастыря Петром (Ратским).

Весьма симптоматично, что галицкий князь Юрий Львович (внук Даниила Галицкого) призвал именно Петра "идти в Константинополь для посвящения на престол Киевской митрополии". "Будучи упрошен князем, боярами и собором святителей", Петр согласился, а князь "послал о нем послание к святейшему патриарху". На созванном главой константинопольского престола соборе он был признан "достойным святительского сана" (8) и был возведен в ранг митрополита Киевского и всея Руси (7/б). Очевидно, константинопольский патриарх был заинтересован в сохранении духовного единства Руси, и поэтому какая-либо конкретика о Галицкой митрополии отсутствует.

Что касается Геронтия, то он прибыл в Константинополь позже Петра. Патриарх принял его уже после посвящения на служение Петра, которому, как "истинному пастырю", были переданы находившиеся у Геронтия святительские принадлежности (8). Такой ход событий никак не устраивал Михаила Ярославича, и междоусобица между ним и Юрием Даниловичем приняла новый оборот: то первый "приводил <на Русь> безбожных татар", то второй "тех же самых татар имел себе помощниками" (9).

В 1309 г. митрополит Петр, кандидатуру которого в свое время лоббировал Юрий Галицкий, переселился во Владимир-на-Клязьме. Ряд исследователей оценивают происшедшее, как "ликвидацию" Галицкой митрополии. В любом случае переезд Петра однозначно усилил значимость Владимира как главного политико-духовного центра Руси.

Однако это решение было неоднозначно воспринято церковниками, что вполне естественно. Согласно одним источникам, тверской епископ Андрей отправил патриарху "лживое послание" о литовских корнях Петра (9). По другим данным, тверской епископ обвинил Петра в симонии ("поставлении по мзде"). На специально созванном по этому поводу соборе в Переславле-Залесском, на котором участвовал один из константинопольских "церковных клириков", "клевета Андрея" была обличена, а "лживый клеветник" оказался посрамленным "перед всеми" (8).

Как мы уже отметили, в неприятии Петра тверскими церковниками не было ничего неординарного. К тому же в Тверском княжестве переезд Петра во Владимир, наверняка, воспринимался как следствие московской игры. Как бы то ни было, во время визита в Орду в 1313 году, Петр испросил у хана Узбека подтверждения привилегий, дарованных Русской церкви и освобождавших ее от уплаты дани. Хан, при котором в Золотой Орде был отмечен подъем ислама, предоставил грамоту, охранявшую права православного духовенства.

Литовское направление

В свою очередь конкурентом Золотой Орды за влияние на западной Руси становилась укрепляющаяся Литва. Великий князь литовский Гедимин предпринял попытку присоединить близлежащие территории. К 1320 г. под его властью оказались Полоцк, Гродно, Берестий (Брест) и Витебск, князем которого стал сын Гедимина — Ольгерд (под верховной властью своего отца). Не случайно в послании римскому папе Иоанну XXII от 1322 г. Гедимин представился королем "литовцев и многих русских и проч[ее]", озвучив готовность "принять католическую веру". При этом он подчеркнул, что к отступлению великого князя Миндовга и всего королевства от католицизма привели "возмутительные несправедливости и бесчисленные предательства магистра братьев Тевтонского ордена" (10). Литва планировала активно включиться в "ганзейскую торговлю", о чем свидетельствует приглашение Гедимином в страну "полномочных послов" Любека, Ростока, Штеттина и других европейских торговых городов. С констатацией свободы "нашей земли" от "торговых пошлин для всех купцов, рыцарей" и обещанием предоставления земли мигрантам-земледельцам для ее безналоговой обработки "в течение десяти лет" (11).

Наверняка, ганзейские города также были заинтересованы в дружеских отношениях с литовцами, посему в мирный договор (1323) Гедимина с Орденом, Датским наместником Ревельской земли, епископами и Ригой был включен пункт об обязательстве сторон по открытию "всех путей по суше и по воде" любому "человеку для прохода и проезда к нам и [от] нас без каких-либо препятствий". Среди земель, "на которой мы установили мир", с литовской стороны также фигурировали земли "русских, которыми мы владеем" (12). Вследствие этого папа, посовещавшись с кардиналами, назначил на подконтрольные Гедимину земли представителей католической церкви "в качестве особых нунциев". Естественно, в благородных целях "разумного наставления и воспитания вас в истине подлинной веры" (13).

Тем временем Гедимин захватил Волынь, а в 1324 г., одержав победу над южнорусскими князьями, включая Киевского, Переяславского и Галицкого, подчинил себе также эти регионы. Русский историк Николай Карамзин ссылается на литовского историка, описавшего взятия Киева: Гедимин осадил Киев, вслед за чем "духовенство вышло со крестами и вместе с народом присягнуло быть верным Государю Литовскому, который, избавив Киев от ига Моголов", вскоре "завоевал всю южную Россию до Путивля и Брянска" (14/а).

Так в Киеве и Переяславле оказались наместники Гедимина. Галицкий и Волынский князья, признав его своим сюзереном, получили собственные княжества обратно на правах вассалитета. К Литве также было присоединено Турово-Пинское княжество. Столицей великого княжества стала Вильна (Вильнюс). Но планы Гедимина простирались далеко до Пскова и Новгорода.

Однако присоединение новых земель вызвало гневную реакцию Золотой Орды, улусами которой были Галицко-Волынское и Киевское княжества. В 1325 г. хан Узбек "посылал князей Литву воевати; и много зла створища ЛитвЪ" (7/в). В том же году Гедимин заключил мир с польским королем Владиславом Локетеком, скрепив его браком своей дочери Алдоне и сына короля польского Казимира (будущий III, Великий).

Здесь же отметим, что в 1323 г. был подписан Ореховский (Ореховецкий) мир, первый русско-шведский мирный договор об установлении границ между Новгородом и Шведским королевством. Согласно этому документу, новгородцы отказывались от своих прав на три погоста в Финляндии (Саволакс, Яскис и Эуренпяя), которые уже как 30 лет были захвачены и управлялись шведами. Договор запрещал шведам приобретать недвижимость на прилегающей к Швеции новгородской части Карельского полуострова. Также не допускалось строительство крепостей на Карельском перешейке по обе стороны границы. Говоря современным языком, данная зона становилась демилитаризованной.

Дань Орде и возвышение Москвы

Не менее значимые изменения происходили и на московском направлении. В 1325 г. по просьбе московского князя Ивана Даниловича (брат Юрия Даниловича, будущий Иван I Калита), соперничавшего за первенство на северо-западе Руси, митрополит Петр перенес кафедру из Владимира в Москву, где, по меткому выражению историка Георгия Вернадского, укрепился "центр православной государственности" (15).

Часто беседуя с Иваном "о всем благом и полезном, душевном и телесном", Петр способствовал возвышению города как церковной столицы Руси. Очевидно, митрополит сделал ставку на укрепление политического веса московского князя. Он пророчествовал о прославлении Богом Ивана "больше других князей" в случае построения соборной церкви "во имя Пречистой Богоматери" в Москве, что приведет к расширению города (9). Послушав митрополита, Иван Данилович благословил закладку собора в честь Успения Пресвятой Богородицы в московском Кремле, а в 1328 г. с одобрения золотоордынского правителя "сел на великом княжении всей Руси" (16). Однако этому предшествовал ряд важных событий.

Вполне очевидно, что ставка Золотой Орды на Ивана вызвала противодействие Твери. В 1327 г., после заключения договора между князем тверским Александром Михайловичем с Новгородом, в Твери начались беспорядки, приведшие к убиению множества татар, включая представителей ордынского посольства. Это побудило Ивана отправить своих наместников в Новгород и отправиться в Орду. Вслед за чем рать татарская атаковала Тверь, "ркуще всю землю Рускую и положиша ю пусту, токмо Новъград" спасся. Причиной сохранения Новгорода от атаки монгол можно считать тот факт, что жители города заплатили Орде значительную мзду: "2000 серебра" и множество даров (17/а).

Однако, по всей видимости, судьба новгородцев была решена куда более прозаичным манером: имевший виды на Новгород Иван был настолько "своим" для Орды, что вместе с ярлыком на великое княжение он получил и 50-тысячное войско. Для чего нужно было крушить Новгород, если по решению хана Узбека Новгород оказался у Ивана, а Владимир — у Александра Васильевича Суздальского? Кстати, после ухода из жизни последнего в 1332 г. уже ничто не мешало Ивану стать обладателем "полного пакета" великого княжения, включавшего и Владимир. Золотая Орда предоставила ему право сбора дани на всей Руси. Упоминание летописца о том, что с началом его великого княжения "перестали поганые разорять Русскую землю" и успокоились христиане от "насилия татарского" (16), свидетельствует о четком исполнении Иваном I возложенных на него обязанностей.

Тогда и получил он прозвище Калита, происходящее от тюркского слова "калта". Так называли небольшую поясную денежную суму, с которой князь практически не расставался. Хотя есть мнение, что кошель тот он постоянно носил для раздачи денег неимущим. Как бы то ни было московский правитель исправно снабжал Орду данью, собранной с русских князей. Поэтому нет ничего удивительного в том, что татары дали добро на расширение им территории Московского княжества.

Характеризуя перипетии политической борьбы того периода, Карл Маркс отмечает, что Иван Калита играл роль "гнусного орудия хана", а заимствованную у него власть обращал против "своих соперников — князей" и даже против "собственных подданных". Но прежде ему пришлось "втереться в доверие к татарам, цинично угодничая" и "любыми средствами выполняя приказания" хана, "подло клевеща на своих собственных родичей, совмещая в себе роль татарского палача, льстеца и старшего раба". Для осуществления задуманного московскому князю требовалось много золота, потому что "лишь постоянный подкуп хана и его вельмож создавал надежную основу для системы лжи и узурпации". Он "убедил хана назначить его сборщиком дани во всех русских уделах". Фактически став монополистом, он "именем татар" собирал дань с русских земель, а потом использовал эти богатства для подкупа самих же татар. "Склонив при помощи подкупа главу русской церкви перенести свою резиденцию из Владимира в Москву", он соединил силы церкви "с силой своего престола", что в дальнейшем позволило городу вырасти в "столицу империи". Превратив "хана в орудие", посредством которого он избавился от наиболее опасных соперников и "устранил всякие препятствия со своего пути к узурпации власти", резюмировал К. Маркс, Иван Калита "не завоевывал уделы, а незаметно обращал права татар-завоевателей исключительно в свою пользу", обеспечив "наследование за своим сыном теми же средствами, какими добился возвышения Великого княжества Московского, в котором так странно сочетались княжеское достоинство с рабской приниженностью" (18).

Таким образом, возвышение Москвы в первой половине XIV века стало следствием политической "благонадежности" московского князя по отношению к Орде. Данное обстоятельство признает и церковный историк, протопресвитер Православной церкви в Америке Иоанн (Иван) Мейендорф, добавляя, что этому способствовало и выгодное географическое расположение Москвы, находящейся "на пересечении торговых путей, связывавших Волгу, Дон и Днепр с Новгородом и Балтикой" (19).

Русь и литовское направление

Поддержка Золотой Орды позволила Ивану I проводить агрессивную политику в отношении соседних земель. В 1333 г. он потребовал от Новгорода увеличить дань. Отказавшись, новгородцы заключили союз с Псковом и в тот же год пригласили к себе сына великого князя литовского Гедимина — Наримунта. Приняв его с почестями, они передали ему "Ладогу, и ОрЂховыи, и КорЂльскыи и КорЂльскую землю, и половину Копорьи" (17/а).

Московский князь не пошел на обострение отношений с литовцами и, воспользовавшись поддержкой только прибывшего в Москву нового митрополита Киевского и всея Руси Феогноста, заключил сепаратный мир с Гедимином, скрепив его в 1333 г. браком своего сына Симеона (будущий князь по прозвищу Гордый) с дочерью Гедимина Айгустой. Следует отметить, что этот союз был выгоден и Гедимину, который был значительно ослаблен утомительными войнами с Тевтонским и Ливонским орденами. Кроме того, в том же году скончался король Польши Владислав I Локетек, непримиримый противник тевтонов и союзник литовцев.

Отношения с Тевтонским орденом у литовцев, мягко говоря, не складывались. Немецкие рыцари то и дело нападали на литовские города, грабя и сжигая их. В 1337 г. император Людовик Баварский даже предоставил ордену две грамоты дарения на Литву. Однако уже на следующий год ситуация стала неожиданно меняться. Наступило похолодание в отношениях между тевтонами и одной из самых влиятельных европейских династий — Люксембургами. С другой стороны, галицко-волынский князь Юрий II Болеслав, взошедший на престол в 1323 году и бывший союзником тевтонов, заключил соглашение с чехами и поляками, отрезав орден от торговых путей на юго-востоке. Это можно считать результатом дальновидной политики Гедимина, который еще в 1331 г. выдал свою дочь Офку замуж за галицкого правителя (20). В ноябре 1338 г. Гедимин подписал десятилетний торговый договор с Ливонией, обеспечивший беспрепятственное передвижение немецких, литовских и русских купцов в Литве, на Руси и "по стране Лифляндии столь далеко, сколь простирается власть магистра" (21).

Таким образом, в первой половине XIV века княжества на западе Руси искали возможности укрепиться за счет союза то с европейскими государствами, то с Золотой Ордой, чтобы противостоять зависимого от набиравшего силу Московского княжества. По мнению ряда исследователей, в этот период уже фигурировал термин Малая Русь. С появлением Галицкой митрополии он используется в византийских источниках для указания на входящие в нее епископии. Галицко-волынский князь Юрий II тоже употреблял это название. Кстати, именно он изъявил желание вернуться в лоно католической церкви, и римский папа Иоанн XXII отправил ему послание, в котором приветствовал его решение. А в грамотах к великим магистрам Тевтонского ордена от 1334-1335 гг. Юрий II, ранее именовавший себя князем Русским (затем — Галицким и Владимирским), начал представляться князем всей Малой Руси (natus dux et dominus Russie, natus dux tocius Russie Minoris). Весьма симптоматично, что в 1337 г. снова начала функционировать Галицкая митрополия. Феогност, окончательно перенесший митрополичью кафедру в Москву, никак не мог воспрепятствовать этому.

Перечисленные события побудили московского князя Ивана Калиту действовать более напористо. В 1339 г. он отправился с доносом к хану и добился того, что были казнены тверской князь Александр и его сын Федор. А год спустя, воспользовавшись отказом смоленского князя Ивана Александровича платить дань, он организовал поход против него. Смоляне, кстати, в тот период тоже искали поддержки у литовцев, однако дорого поплатились за попытку повернуться лицом в сторону Запада. Зато преданность Ивана Калиты была высоко оценена Ордой. После смерти князя в 1341 или 1342 году ярлык на княжение в Москве и во Владимире был передан его сыну Симеону Гордому. Несмотря на прошения практически всех русских князей, прибывших ради этого к хану Узбеку, не выдавать ярлыка наследнику Калиты (2), после нескольких месяцев раздумий хан выдал ему ярлык на великое княжение.

Таким образом, Симеон унаследовал от отца не только власть над княжествами русскими (он именовал себя великим князем всея Руси), но и проблемы на местах. Наиболее острым было противостоянием с новгородцами, которое началось еще при жизни Ивана Калиты (о чем мы уже писали выше). Собрав большую рать, Симеон двинулся в поход на Новгород, однако положительного для себя результата добился во многом благодаря вмешательству митрополита Феогноста. Новгородцы признали власть московского князя и выплатили дань и ему, и всем участникам того похода.

«Война церквей» на Малой Руси

Если Москве удалось сохранить и даже укрепить свои позиции, то на юго-западном направлении ситуация развивалась по другому сценарию. Сближение с чехами и поляками плохо кончилось для князя Юрия II Болеслава, который был отравлен боярами в 1340 г. После его гибели между польским королем Казимиром III Великий и литовским князем Любартом (сыном Гедимина и зятем Юрия) начался конфликт за обладание территорией ослабевшего Галицко-Волынского княжества. Этому мог помешать брак Казимира III и Алдоны (дочери Гедимина), но в 1339 г. она умерла, что привело к разрыву между двумя государствами. Любарт (в крещении Дмитрий) занял престол князя Волыни, а во главе Галиции оказался избранный боярами Дмитрий Детько, именовавший себя «старостой земли русской». Заручившись поддержкой монголов, галичане совместно с литовцами даже нанесли полякам несколько поражений.

Примечательно, что на фоне этого политического противостояния на Малой Руси разворачивались не менее серьезные баталии за «духовное окормление». В 1347 г. византийский император Иоанн VI Кантакузин, удовлетворив просьбу Симеона Гордого, потребовал от галицких священников подчиниться митрополиту киевскому Феогносту. В специально изданном декрете (хрисовуле) было подчеркнуто, что с момента "богопознания" русского народа епископии Малой Руси, как и епископии Великой Руси, принадлежали к киевской митрополии. Поэтому подчинение этих епископий в недавнее "время смут" галицкому архиерею, возведенному в митрополиты, "учинено в нарушение обычаев, издревле установившихся во всей Руси". В свете вышеизложенного галицкая, владимирская, холмская, перемышльская, луцкая и туровская епископии были снова подчинены киевской митрополии, а Феогносту и его преемникам было позволено "совершать там все должное и узаконенное канонами", и "таковой порядок пусть сохраняется навсегда" (22).

Однако эти рокировки были ничем по сравнению с изменениями, наступившими в религиозной жизни края спустя всего два года. В 1349 г. польский король Казимир III, предварительно договорившись с чехами, Тевтонским орденом и Золотой Ордой, нанес ряд поражений литовцам и подчинил себе Галицию. Попеременные успехи привели к договору 1350 г., по которому Волынь отошла литовцам, а Галиция — полякам. Поляки принялись обращать жителей края в католичество, "церкви святыя претвориша на латыньское богумерзъское служение" (17/б).

Примечательно, что конфессиональный фактор почти всегда присутствует в описаниях событий тех времен. Например, в новгородской летописи сообщается, как в 1350 году новгородцы "силою креста честнаго, на нь же уповаша" выступили в поход на дружину шведского короля Магнуса II, захватившего Орешек (17/б). Как видим, летописец не обошел стороной отличия в вероисповедании новгородцев и шведов, что позволяет предположить (пусть и в общих чертах) наличие "православного сопротивления" католической Швеции. Сюда же можно отнести буллу римского папы Климента VI примасам Скандинавии от 1351 г., благословляющую крестовый поход на Русь (Новгород).

Москва против Литвы

Но вернемся к ситуации на Великой Руси. Год 1350-й в очередной раз продемонстрировал уникальность взаимопонимания между Ордой и московскими князьями. В 1349 г. великий князь литовский Ольгерд (сын Гедимина) отправил послов к ордынскому хану Джанибеку "просити себе помощи" против великого князя Симеона. Однако Симеон Гордый сообщил хану, что "Ольгерд з братьею" опустошили "улус его, отчину князя великаго". Поступив как искушенный дипломат, он преподнес ситуацию так, что при таком стечении обстоятельств позиции Орды на Руси резко ослабнут. Не долго думая, Джанибек выдал послов от Ольгерда московскому князю. На следующий год Ольгерд отправил в Москву послов "со многими дары и з челобитьем, прося мира и живота брати своей". Московский князь принял дары и согласился на мир (2).

Однако не только Золотая Орда и Литва следили за развитием событий вокруг Москвы. Укрепление московских князей привлекало к себе пристальное внимание в Византии. В 1354 г. константинопольский патриарх Филофей Коккинос утвердил перенос кафедры митрополитов из Киева во Владимир-на-Клязьме (с сохранением первого в качестве главного престола). В том же году "поставленъ бысть митрополитомъ въ Царигород владыка Алексiй на всю Рускую землю" (23). Речь идет о рукоположении после кончины Феогноста в сан митрополита киевского и всея Руси его воспитанника Алексия (Бяконта).

Симптоматично, что в период рукоположения Алексия в Москве начался мятеж церковников. По словам летописца, "человЂческаго ради сребролюбія" митрополитом был поставлен тверской епископ Роман (ставленник великого князя литовского Ольгерда, сына Гедиминова), который начал соперничать с рукоположенным в Константинополе митрополитом Алексием (24). Причиной этого раскола летописец называет "сребролюбие", хотя тому могли быть и более серьезные причины. В 1355 г. распри в византийских церковных кругах привели к повторному восхождению на патриаршую кафедру Каллиста I, и вполне возможно, что решение о втором "русском" митрополите тоже принималось в Константинополе. Как бы то ни было, Роман оказался на восстановленной Литовской митрополии (с кафедрой в Новогрудке), включавшей Полоцкую, Туровскую, а также епархии Малой Руси (земли бывшего Галицко-Волынского княжества). Остальная часть митрополии, включая Киев, а также титул митрополита всея Руси сохранялись за Алексием.

Алексий обладал редким умом и был прирожденным дипломатом. Он пользовался доверием при дворе ордынского хана и сыграл ключевую роль в окончательном закреплении великого княжения за московскими князьями. В 1357 г. он получил жалованную грамоту хана Бердибека, согласно которой Русская православная церковь, молящаяся за ханов, была освобождена от всех даней, поборов и насилий со стороны властей: "И нынечя мы пръвых царей ярлыки не изныначивая, одумав, по тому же есмы Алексия митрополита вали. И как сел в Володимери богу молиться за нас и за племя наше молитву творит. Так есмы млъвили – и кая дань ни будет или пошлина, не емлют у них". Ни "церковнии домове" не "емлют, ни силы над ними не творят никакые". А "кто возмет – и тот да отдасть назад" (25).

Но для безоговорочного признания Москвы всеми русскими княжествами одних гарантий Орды было недостаточно. Тем более что литовский князь Ольгерд сумел добиться военных успехов и подчинить себе Брянское княжество, ряд смоленских уделов и Киев. Митрополит Роман в свою очередь "занял" эти территории, выказывая притязания и на Тверскую епископию. По всей видимости, такое развитие событий привело к появлению у Алексия претензий к Роману, которые были заслушаны на константинопольском синоде в июле 1361 г. Высокое церковное собрание закрепило за Романом западные епископии Литвы (Полоцкое, Туровское и Новгородское), но оставило за Алексием Брянскую епископию и право называться митрополитом всея Руси. Отметим, что тогда же были учреждены Львовская и Галицкая римско-католические епархии.

В тот период позиции литовцев были как никогда сильными. В 1362 г. они нанесли поражение монгольским войскам на Синих Водах (ныне р. Синюха, приток Южного Буга) и сумели присоединить Подолье. В Киеве правил сын Ольгерда Владимир. Добиваясь военных побед, литовцы удерживали и укрепляли свое господство путем грамотных политических шагов, чаще всего посредством гарантий сохранения за боярами их традиционных прав и привилегий. По мнению ряда историков, не будь впоследствии польской экспансии, "возможно, литовских князей постигла бы участь норманнов Вильгельма Завоевателя в Англии — полная ассимиляция с местной правящей славянской элитой".

Стремясь укрепить собственную государственность, литовские князи, которые традиционно исповедовали язычество, долго колебались между принятием римско-католического и православного христианства. Расширение в сторону киевской Руси способствовало сближению литовцев с православием. Дипломатические усилия Ватикана, напротив, то и дело натыкались на препятствия со стороны магистров Тевтонского ордена, не желавших выхода Литвы из политической изоляции. Поэтому не удивительно, что в конце концов литовский князь Ольгерд обратился в православную веру. Между тем "паны литовские все оставались язычниками", но князь "не насиловал их, и в свою веру не обращал, а римской веры в Литве уже не было, осталась только русская" (26/а).

В середине XIV века Литва находилась под сильным культурным и духовным влиянием славян, что вполне естественно для государства, в котором большую часть населения составляли потомки древних русичей. Кроме того, после упадка Галицко-Волынского княжества литовские правители провозгласили себя наследниками Киевской Руси. Из семи сыновей Гедимина большинство были православными: "воспитанные в русских обычаях, женатые на русинках, они стали идентифицировать себя как русины". В тот период государственным языком был русский: на нем составляли официальные документы и писали летописи.

Киевские бояре поддерживали Владимира Ольгердовича, который приложил большие усилия для экономического и военного усиления края. Он построил цепь крепостей на границе Киевщины и Степи, заселили пограничье пришлым «служивым людом». Киевщина, Волынь, Черниговщина и Подолье продолжали платить дань ханам и предоставлять войска по их требованию. Однако зависимость от Орды становилась все менее ощутимой. В результате нескольких военных походов литовских князей на юг Украины монголы отступили к побережью Азовского и Черного морей и несколько десятилетий не появлялись под стенами Киева. Признаком широкой автономии княжества стала чеканка Владимиром серебряных монет. Союзником князя стала Тверь: его отец был женат на тверской княжне Иулиании Александровне, а дочь была замужем за сыном тверского князя Михаила (27).

Видимо, духовное сближение литовцев и русских послужило поводом тому, что после смерти в 1362 г. митрополита Романа константинопольский патриарх Каллист I согласился воссоединить Русскую митрополию под властью Алексия, ставшего одним из регентов при малолетнем московском князе Дмитрии Ивановиче (будущий великий князь Донской). Когда же после его кончины на патриаршую кафедру вернулся Филофей, ратовавший за духовное единство Руси, было издано постановление о том, что земля литовская не должна более отделяться от области и духовного управления митрополита Киевского "ни по каким причинам" на "все последующее время". Однако, по мнению митрополита Московского и Коломенского Макария (конец XIX в.), "есть основание думать, что постановление едва ли было обнародовано" (28).

Все это происходило на фоне потрясавших Золотую Орду междоусобиц, вошедших в русскую историю как "великая замятня". С 1359 по 1380 год в Золотой Орде сменились более 25 ханов. Одной из важнейших причин раскола стало усиление на западе Орды беклярбека Мамая, женатого на дочери хана Бердибека. После убийства последнего в августе 1359 г. Мамай отказался признать власть сарайских ханов, а поскольку его собственное происхождение (он не был чингизидом) не позволяло ему взойти на трон, он провозгласил ханом Абдуллу из рода Бату. В период правления хана Мурада (1362 — 1364) примеру Мамая последовали и правители других областей государства Джучидов.

Русские княжества того периода не имели достаточно сил для противостояния с Ордой и боролись друг с другом за право великого княжения. В 1360 г. суздальский князь Дмитрий Константинович сумел получить ярлык на великое княжение у хана Навруса. Однако ему приходилось противостоять не только юному Дмитрию Ивановичу и митрополиту Алексию, который фактически правил Московским княжеством, но и своему брату Борису Константиновичу, который захватил власть в Новгороде. В результате в 1362 г. хан Мурад даровал ярлык на великое княжение 12-летнему князю Дмитрию Ивановичу (29). После прихода к власти хана Азиз-шейха сын Дмитрия Константиновича Василий привез ярлык на великое княжение "отцу своему" (2). Такое решение было обусловлено тесными связями, установленными москвичами с мамаевой ордой. Однако суздальский князь, который к тому времени благодаря поддержке Мамая сумел получить во княжение Новгород, уступил ярлык Дмитрию Ивановичу. Отношение между суздальско-новгородским и московским князьями полностью наладились после того, как Дмитрий Иванович женился на дочери своего бывшего соперника Евдокии Дмитриевне.

Однако вскоре Московское княжество вступило в очередное затяжное соперничество с Тверью. На этот раз причиной конфликта стала поддержка Дмитрием Ивановичем кашинского князя Василия, который выступил против тверского и микулинского князя Михаила Александровича. Последний принял титул великого князя (в противовес Москве) и в 1368 г. обратился за помощью к своему зятю Ольгерду, который, "собрав воинов многих, пошел ратью к Москве на великого князя Дмитрия" (16).

Сражения между литовцами и москвичами продолжились еще несколько лет и привели к разорению многих земель. Походы литовцев обычно становились ответом на очередную попытку Москвы окончательно овладеть Тверью. В 1370 г. войска Ольгерда осадили Москву, а он сам "показался на Поклонной горе". Не имея возможности дать ему отпор, князь Дмитрий Иванович обещал "дать ему великие дары" и упросил не выгонять "из вотчины его Москвы". Приняв дары, Ольгерд на коне "подъехал к городу и копье свое к стене прислонил", а потом призвал Дмитрия помнить, как "литовское копье стояло у Москвы" (26/а).

Борьба за митрополии

Литовско-московская война аккуратно окутывалось конфессиональной оболочкой, которая, однако, была более "прозрачной" для Москвы. Еще в 1364 г. Константинополь подготовил грамоту, правда, неотправленную и неопубликованную, о присоединении литовской митрополии к киевской. Митрополит Алексий, однозначно приняв сторону Дмитрия Ивановича, отлучил от церкви князей, занявших сторону Ольгерда, включая, естественно, Михаила Тверского. Патриарх Филофей поддержал митрополита и в своем послании к Дмитрию (1370) подчеркнул "любовь и благорасположение" к нему, призвав русских князей "оказывать подобающее уважение, почтение, послушание и благопокорение". Тех же князей, которые отказались воевать против Литвы, патриарх назвал "отлученными, так как они действовали против священнаго христианскаго общежития", объединившись "с нечестивым Олгердом".

Последний в свою очередь отправил в Константинополь послание, в котором обвинил Алексия в откровенно промосковской позиции и невнимании к западным территориям и потребовал создания отдельной митрополии для Литвы. Патриарх Филофей, конечно, это требование проигнорировал, но в 1371 г. призвал Алексея "обозревать всю русскую землю", проявляя "отеческую любовь и расположение ко всем князьям" и выказывая им равную "благосклонность" (30).

Польский король Казимир III тоже не оставлял без внимания митрополичьи вопросы. Овладев Галицией и большей частью Волыни, он обратился к Филофею с просьбой рукоположить епископа Антония в сан митрополита Галицкого. В 1371 г., уже после смерти Казимира, патриарх Филофей подписал соборное определение, согласно которому Антоний был "избран и признан по суду соборному способным и достойным первенства и председательства в святейшей митрополии Галицкой". В придачу к митрополии Галицкой Антоний принимал Холмскую, Туровскую, Перемышльскую и Володимирскую епископии (31).

В том же году великое княжение было отобрано у Дмитрия Ивановича и передано Михаилу Александровичу, вернувшемуся "от Мамаева царя" с ярлыком на Владимир. Приняв посла ордынского хана, Дмитрий отказался ехать к ярлыку и впускать Михаила во Владимир. Вместо этого он щедро одарил посла и оказал ему большие почести. Правильно оценив обстановку, он сам отправился к новому ставленнику Мамая хану Буляку и, "придя в Орду, раздавал Мамаю, царицам и князьям богатые дары и еще большие обещания, чтобы у него не отнимали княжения". Монголы, "омрачив свои сердца многим золотом и серебром, отпустили князя Дмитрия с любовью, вновь дав ему великое княжение" (32).

Положение на Руси несколько успокоилось в 1372 г., когда Дмитрий Иванович и Ольгерд, "заключив мир, пошли восвояси, и князь Михаил тоже пошел с миром" (16), что привело к скорому снятию с него отлучения от Церкви. Подписание мирного договора между Ольгердом и Московским княжеством стало фактическим признанием Москвы самостоятельным образованием. Однако союз русских княжеств вызывал беспокойство как ордынских ханов, так и европейских государей, заинтересованных в торговле с Ордой. Напряжение достигло кульминации в 1374 г., когда в Новгороде были убиты ордынский посол и его окружение. Москвичи отказались платить дань Орде. Началось "великое розмирье", которое снова вывело на арену московско-тверское противостояние.

Где "свой", где "чужой"?

В 1375 г. "прибеже с Москвы" к тверскому князю Михаилу Александровичу "со многою лжею на християнскую пагубу" сын московского тысяцкого Иван Васильевич и некий "Некомат сурожянин" (2).

Направлявшийся в Литву князь Михаил послал их в Орду, откуда Некомат в сопровождении мамаева посла привез ему ярлык на великое княжение. Тогда же Михаил, получив, по всей видимости, добро Ольгерда на поддержку его антимосковских действий, "послал к великому князю Дмитрию и крестное целование сложил", а наместников вместе с дружинами отправил в Торжок и на Углич Поле. Но князь Дмитрий, "собравшись со всеми князьями русскими", выступил в поход на Тверь и взял город, после чего "много зла учинилось в земле Тверской". Князь Михаил, не получив помощи от литовцев и татар, попросил мира. "Помирил" его с Дмитрием епископ Тверской Евфимий (16), в том же году возглавивший тверскую делегацию на переговорах с Москвой. В результате переговоров "по благословению" митрополита Алексия был подписан Московско-Тверской договор 1375 г., содержащий ряд важнейших пунктов. В частности, согласно документу, "младший брат" Михаил Тверской "целуй мне крест, старшему брату" Дмитрию Московскому, а также "нашей вотчине Великому Новгороду". Иными словами, Тверь признала политическое лидерство Москвы, чье влияние распространялось и на Новгород. Тверское княжество объявлялось вотчиной Михаила, не должного "брать до самой смерти" великое княжение в случае, если "татары и станут предлагать тебе нашу вотчину". При этом Тверь фактически согласилась полностью поддерживать политику Москвы против Орды: "Если у нас с татарами будет мир, то и у всех мир. А если нужно будет платить выход, всем платить, а не будем платить — никому не платить. И если мы пойдем на них, и тебе с нами в союзе идти на них. А пойдут татары на нас или на тебя, биться нам и тебе в союзе против них". Схожие условия вступали в силу и в отношении Литвы: от тверского князя Михаила требовалось "сложить целование" Ольгерду (33).

Целесообразно отметить, что историки высказывают разные мнения о причинах происшедшего. По словам российского писателя Дмитрия Балашова, "за спиною сурожского гостя" Некомата-бреха, представляемого им "фрязином" и именуемого Нико Маттеи, "стояла вся тогдашняя католическая Европа, деловая, жадная и жестокая", целью которой было подвигнуть Мамая на борьбу с князем Дмитрием и Алексием, единственно препятствующим "делу крещения Руси по католическому обряду" (34).

Прежде чем рассмотреть католический след в происшедших событиях, хотелось бы пояснить, кто подразумевается под "сурожанами" и "фрязями" (тем более что последние фигурируют и в описании последующих событий на Куликовом поле). Тут не обойтись без небольшого экскурса в историю взаимоотношений Орды и... Генуи.

Генуэзские мотивы

Как известно, в результате четвертого крестового похода (1204) православный Константинополь был завоеван крестоносцами, т. е. христианами католического вероисповедания. Произошел раздел Византии. На востоке страны возникла Никейская империя, правители которой считали себя истинными византийскими императорами. В другой части появилась Латинская империя, где патриарха избирало венецианское духовенство, т. к. основную роль в захвате Византии сыграла Венеция. "Латинизированный" Константинополь полностью оказался во власти римского папы (35). Захват Константинополя привел к сосредоточению большей части торговли в руках венецианцев. Хотя и генуэзцы не были обделены, вскоре заполучив контроль над городом Тана (на левом берегу Дона, в районе современного города Азов), ставшим военно-торговой крепостью.

В 1261 г. укрепившийся Никейский император Михаил VIII Палеолог, поставив задачу разбить Латинскую империю и вернуть Константинополь, заключил торговый договор с Генуей. Расчет императора был тонким: генуэзцы были геополитическими соперниками венецианцев. В Генуе отдавали себе отчет в том, что этот союз вызовет негодование римского папы, но пошли на него ради экономических перспектив, а именно — права исключительной торговли на берегах Черного моря. Вследствие этого византийцы заполучили мощный флот, а позиции Венеции ослабли.

Контролировавшие Черное море генуэзцы сделали своей главной торговой факторией поселение Каффа (Феодосия), на владение которой в 1267 г. Генуя получила ханский ярлык. Подступиться к региону иначе они не могли, так как с конца 30-х годов XIII века весь степной и предгорный Крым был владением Золотой Орды (Крымский улус).

Правители Орды, которая к 1267 г. фактически обрела самостоятельность и замыкалась на Монгольской империи лишь формально, покровительствовали торговле как одному из важнейших факторов могущества государства. Месторасположение резиденции ханов в Сарае (восточный берег Нижней Волги) было определено тоже не случайно. Там, к югу от булгар, проходили торговые пути, соединявшие Китай и Индию с Европой. Благодаря этому Золотая Орда фактически контролировала важнейшие караванные маршруты Китай — Отрар и Хорезм — Нижнее Поволжье — Азов — Крым — Европа. По некоторым данным, через Золотую Орду проходило 50% маршрута «Великого шелкового пути». Именно поэтому Генуя приступила к созданию колоний в Каффе и других районах Северного Причерноморья.

В том же 1267 г. Михаил VIII Палеолог передал генуэзцам Галату (противоположный от Константинополя берег Босфора). Правда, не желая явно одностороннего укрепления геополитического положения Генуи, император подписал мирный договор с Венецией, позволивший ей свободно торговать на территории Византии (при сохранении прав генуэзцев).

Венецианско-генуэзское соглашение 1299 г. сохранило за Генуей господство на Босфоре и Черном море, так как контроль над Галатой и основание причерноморских колоний позволяли генуэзцам контролировать всю морскую торговлю между Средиземным и Черным морями. В 1347 г. хан Джанибек подтвердил владения Генуи в Крыму. В 1365 г. при поддержке Мамая к ним добавился приморский город Солдайя (Сугдея, Сурож, современный Судак) с богатейшими окрестностями. Безусловно, верховная власть над этими территориями принадлежала ханам, но союзнические отношения с ними позволили Генуе получить полное самоуправление. Взамен Генуя выплачивала Орде дань и обслуживала флот на Каспии, поднимавшийся по Волге до булгар. Но эти "издержки" беспроблемно покрывались огромными дивидендами Генуи, прекрасно использовавшей свои посреднические возможности в торговле Золотой Орды с Европой.

Католический заговор?

Фрягами на Руси называли генуэзских торговцев, а сурожанами — московских купцов, торговавших с генуэзскими колониями, а через них — с Византией. Согласно Д. Балашову, в образе московского перебежчика к Михаилу Тверскому Некомата стыкуются и сурожанин, и фрязь. Писатель будто усматривает в событиях 1375 г. католический почерк, антимосковский сговор между генуэзскими колониями и Римом.

Безусловно, католический мир, на что неоднократно обращал внимание автор, активно пытался распространить свое влияние на Русь (36). Достаточно сказать, что буллой "Debitum pastoralis officii" (1375) Папа Григорий XI канонически основал Галицкую римско-католическую архиепархию и викарные епископства во Владимире, Перемышле и Холме. В этом направлении были сделаны и другие шаги. Но можно ли считать описываемые события антирусской кампанией мирового католицизма? Тем более что на протяжении длительного времени отношения генуэзцев с папским престолом были весьма проблематичны (в частности, Генуя ослушалась требования папы Урбана IV расторгнуть договор с Византией).

С другой стороны, можно ли несостоявшуюся помощь Михаилу Тверскому от Ольгерда, который немного погодя "ходил войной на Смоленскую землю, городок захватил и сжег" (32), считать частью католического заговора против Москвы (пусть смоленский князь и был союзником Дмитрия Ивановича)? Кроме того, неужели мировой католический центр в 1375 г. решил опереться на двух московских "оппозиционеров" в лице Некомата и обиженного на Дмитрия (из-за упразднения должности тысяцкого) Вельяминова?

Не будем сейчас рассматривать все "за" и "против" католического союза. Очевидно лишь то, что у Генуи были серьезные интересы в отношении Руси, основанные на желании сохранить свое экономическое влияние. Поэтому вполне возможно, что Генуя пыталась активно вмешиваться в развитие событий в этом регионе.

Кто за кого?

В том же 1375 г. константинопольский патриарх Филофей определил, что после смерти митрополита Алексия (тогда еще здравствовавшего) митрополитом Киевским, Русским и Литовским станет болгарин Киприан. Дело в том, что после вхождения Киева в Великое княжество Литовское понятие "Малая Русь" распространялось и на "владения" Киприана. Вполне очевидно, что Москва была недовольна отсутствием консультаций по поводу этого "назначения" (пусть и на перспективу). Поэтому, когда в 1376 г. Киприан "пришел из Царьграда на Русь", Дмитрий не принял его, сказав: "Есть у нас митрополит Алексий", после чего Киприан поехал в Киев (16).

Правда, сообщается, что Киприан прибыл на Русь через Литву, пусть и направлялся он сюда еще в 1373 г. вроде как примирить литовского, смоленского и тверского князей с Алексием. И-де эта литовская ветвь не позволила Дмитрию принять Киприана. Но здесь просматриваются и иные мотивы.

В 1376 г. при поддержке генуэзцев императорское кресло в Византии занял Андроник IV. Он тут же сменил патриарха Филофея на своего ставленника Макария. Поскольку демарш Дмитрия не получил адекватной реакции в Константинополе, можно предположить, что виды константинопольского престола на Киприана претерпели изменения. Генуэзцы не были заинтересованы в объединении Руси под единой митрополией. Скорее всего, их вполне устраивало поддержание статус-кво во взаимоотношениях между Русью и Ордой, потому что новая политика единого русского государства вполне могла помешать выгодным с точки зрения торговли взаимоотношениям Генуи с Золотой Ордой. Дмитрия, в свою очередь, устраивал митрополит из "своих", который находился бы в его фактическом подчинении. Киприан явно не подходил на эту роль, что и проявилось в событиях, последовавших за смертью Алексия в 1378 г. Наследовать Алексию должен был Киприан, но Дмитрий способствовал занятию кафедры его духовником и печатником Михаилом (Митяем). Тот начал править без открытого посвящения, взяв "митрополичьи печать и посох", проще сказать, "сам себя поставил в митрополиты" (32).

По указанию Дмитрия направившегося в Москву для вступления в свои полномочия Киприана в город не пустили. В связи с чем в письме монаху Русской церкви, основателю Троицкого монастыря под Москвой (ныне Троице-Сергиева лавра) Сергию Радонежскому и игумену Феодору он констатировал, что так "не обходились ни с одним святителем с тех пор, как Русская земля стала". Сообщив о его заточении людьми князя "нагого и голодного", выведении из города ограбленных "до сорочки, штанов и подштанников" слуг, Киприан наложил на Дмитрия анафему: кто на этот счет "совет давали, да будут отлучены и...прокляты, по правилам святых отцов!" Отметив прозвучавшее в его адрес по линии князя Дмитрия обвинение "в том, что я был сначала в Литве", митрополит косвенно подтвердил геополитическую подоплеку происшедшего. При этом Киприан подчеркнул намерение князя "делить митрополию надвое". В свете русского митрополичьего "диссонанса" Киприан и Митяй готовились к походу в Константинополь. Но если, по словам Киприана, он собирался "в Царьград" обороняться "Богом, святым патриархом и Великим собором, его оппоненты "на деньги надеются и на фрягов" (37). Под фрягами, как мы уже знаем, подразумевались генуэзцы.

Митяй, заручившийся поддержкой Мамая, на пути в Константинополь неожиданно скончался. Тогда сопровождавшие его архимандриты остановились на кандидатуре одного из них — игумена переславльского монастыря Пимена. Тут и сыграли роль те самые финансы, о которых говорил Киприан. Сторонники Пимена "взяли у фрязов и бессермен серебро в долг под проценты", множество подарков "раздавая там и здесь" пролоббировали поставление Константинополем Пимена митрополитом Киевским (32). Под бессерменами, со слов советского историка Михаила Тихомирова, "понимались вообще купцы из мусульманских стран" (38). А раз в преломление к фрязам речь идет о процентах, наверняка, подразумевался заем, предоставленный генуэзскими банкирами.

Митрополичьи полномочия Киприана Константинополь ограничил землями Литвы и Малой Руси, констатировав распространение Пименом своей власти на "территорию" Киприана после его смерти. Не удостоившись чести быть принятым в Москве и обманутый патриархами Киприан засел в Литве.

Таким образом, в вышеописанном конгломерате событий генуэзские мотивы просматриваются весьма легко. Но все же больше самостоятельно, без увязки с Римом. Другое дело, что ряд исследователей, указывающих на участие тяжеловооруженной генуэзской пехоты на стороне Золотой Орды в Куликовской битве 1380 г., не исключают наличия и здесь католических следов.

Кто с кем? Против кого?

К 1380 г. вся Золотая Орда, вплоть до северного Приазовья, оказалась под контролем хана Тохтамыша, опиравшегося на эмира Тимура (Тамерлан). Мамай сохранял влияние лишь над Северным Причерноморьем и Крымом, но без крепких позиций в центре Руси оно также становилось эфемерным. В этом усматривается главная причина антимосковских настроений Мамая.

Уступая метр за метром свои владения Тохтамышу, Мамай начал совершать набеги на русские города. Однако ни разгром в конце 1370-х годов московско-суздальского войска, ни разорение Нижегородского и Рязанского княжеств не принесли ему особых дивидендов, так как вскоре он потерпел поражение от князя Дмитрия на реке Вожа. Позиции Мамая на Северном Кавказе и в Астрахани тоже оказались под угрозой, так как войска Тохтамыша уже подступали к Дону.

На таком фоне в 1380 г. произошли события, известные как Куликовская битва. "Мамай поганый, собравъ рати многими всю землю Половечьскую и Татарьскую и рати понаимовавъ, фрязы и черкасы и ясы, и со всеми сими поиде на великаго князя Дмитриа Ивановича и на всю землю Русскую" (39). Иными словами, в составе мамаево войска, помимо прочих, находились черкесы, осетины и даже генуэзцы.

Современные российские исследователи из Пензы Александр Быков и Ольга Кузьмина объясняют этот так: оценив богатство русских земель, итальянские купцы осознали, что для овладения ими гораздо проще применить силу, то есть войско Мамая, которого эти историки считают находившимся "на содержании" у генуэзцев. По их мнению, взамен на финансовую помощь генуэзцы намеревались получить право на сбор дани с завоеванных регионов Руси. Это угрожало экономическим интересам сурожан, так как генуэзцы постарались бы взять в свои руки монополию на торговлю Руси с Крымом, и поэтому московские торговцы выступили в роли «спонсоров» Дмитрия (40).

По мнению других историков, сведения о выступлении наемной генуэзской пехоты на стороне Мамая являются недостоверными. В частности, по словам Андрея Падчина, поскольку войско Мамая бежало, преследуемое русской конницей, тяжелая генуэзская пехота лишалась шанса спастись. В таком случае они должны были быть полностью уничтожены или взяты в плен, а взятые в плен подлежали дальнейшему выкупу генуэзскими колониями. С учетом того, что последние подробно отчитывались о своей деятельности перед метрополией, а в этих отчетах сведения об участии нескольких тысяч генуэзцев в войсках Мамая и их попадании в плен отсутствуют, исследователь отрицает возможность их участия в Куликовской битве (41).

Нельзя не согласиться с тем, что генуэзцы вполне могли преследовать свои политико-экономические цели в отношении Руси и собственно Московского княжества. Они имели тесные связи с Мамаем и обладали финансовым могуществом, и предпринять определенные шаги для решения собственных задач для них не составляло труда. Но говорить об этом со всей уверенностью в преломлении к событиям 1380 г. нельзя, так как однозначные документальные свидетельства на этот счет не обнародованы.

В целом у князя Дмитрия не было серьезных конфликтов с генуэзцами. Русский филолог-славист XIX в. Измаил Срезневский упоминает о наличии жалованной грамоты Дмитрия Ивановича от 1363 г. о праве некоего Андрея Фрязана (Фрязина) на управление Печорским краем, "какъ было за его дядею за Матееемъ за Фрязиномъ, по пошлине" (42). Кроме того, согласно "Задонщине", у войска московского сулицы были немецкие, а кинжалы фряжские (43). Следовательно, контакты с генуэзцами осуществлялись во многих сферах, включая военную, что делает маловероятным прямое противостояние между сторонами.

Как бы там ни было, в Донском побоище Мамай потерпел поражение. Собравшись с силами, он хотел снова пойти на Дмитрия "и на всю русскую землю", но в это время получил известие о наступлении армии Тохтамыша. Потерпев очередное поражение и узнав о том, что его приближенные челом били Тохтамышу, Мамай бежал в Каффу, где был убит местными жителями (7/г). «Сказание о Мамаевом побоище» подтверждает, что в Каффе он был "опознан" каким-то купцом, после чего был убит "фрягами" (44). Возможно, действия генуэзцев были вызваны тем, что Мамай не сумел оправдать их надежд. Возможно, они давали понять Тохтамышу о готовности сотрудничать с ним. Могут быть и другие интерпретации происшедшего.

Факт прямого столкновения Тохтамыша с Мамаем в период продвижения того к Москве привел украинского исследователя Валерия Бебика к критической оценке тиражируемого постулата о том, что на Куликовом поле "сражались русские с татарами", в результате чего православные победили мусульман. Он называет это заключение "российским (православным) мифом", утверждая, что в действительности войска Тохтамыша "воевали на стороне московитов". Хан стремился стать правителем единой Золотой Орды, а московский князь — уменьшить налоги, отчисляемые ордынцам. В таких условиях нападавшей стороной было московско-татарское войско, а Мамай не ожидал удара московской дружины в тыл (45).

Действительно, со смертью Мамая Тохтамыш оказался единственным претендентом на престол объединенной Орды. Когда он сообщил об этом всем князьям русским, те, включая Дмитрия Донского, отправили к нему послов с богатыми дарами (7/г). Данное обстоятельство позволило В. Бебику заключить, что "если кому и проиграл хан Мамай", так это непосредственно Тохтамышу (45).

К слову, по убеждению российских писателей Елены Авадяевой и Леонида Здановича, роль Куликовской битвы в немалой мере была приукрашена потомками. Для простого русского народа это событие было еще одной резней в череде постоянных и беспросветных драк, в которые их водили князья. По большому счету суздальскому или рязанскому мужику-дружиннику было все равно кого резать и грабить — своего ли собрата москвича, новгородца или татарского мурзу, так как национальное самосознание в те времена пробуждалось, только когда перед лицом начинала маячить веревка палача (46). Хотя выдающийся советский ученый Лев Гумилев отмечал, что на Куликовскую битву "вышли жители разных княжеств, а вернулись оттуда жителями единого московского русского государства" (47).

В центре событий — Москва

После победы над войском Мамая, в 1381 г. князь Дмитрий пригласил в Москву не кого иного, как митрополита Малой Руси и Литвы Киприана. Несмотря на нераспространение последним "духовного" влияния на Москву, князь принял его "с великими почестями и с искренней верой и любовью" (32).

Возможно, столь трогательная смена настроения Дмитрия к изначально нелюбимому им Киприану была вызвана желанием "закрыть" вопрос об анафеме. Как мы отметили ранее, еще до Куликовской битвы Киприан подверг Дмитрия анафеме в период его законного нахождения на митрополичьей кафедре Руси. Московский князь явно не желал оставаться под дамокловым мечом анафемы, лишая лавры победителя духовной благости? Как усматривается, для Дмитрия этот нюанс имел немаловажное значение. Потому в летопись и была включена запись о том, что сам Киприан благословил Дмитрия Донского на борьбу с Ордой, что в принципе было невозможно, так как на том этапе митрополит находился далеко от Москвы. Тем не менее, шаг Дмитрия навстречу Киприану легализовал для истории светско-духовное единство между московским князем и церковью. В этой связи уместно сослаться на вятского историка Евгения Харина, согласно которому ни одна из русских летописей, за исключением Рогожского летописца, не избежала "тотальной промосковской цензурной правки" (48).

Налаживание взаимоотношений Киприана с Дмитрием вкупе с нежеланием последнего восстановить систему выплаты дани Орде, в 1382 г. подвело Тохтамыша к жестокой военной кампании против Московского княжества. Получив сведения о продвижении к городу тохтамышевских войск, "броды на Оке" которым показал Олег Рязанский, Дмитрий бежал в Кострому. Покинуть город не сумел никто, за исключением княжеской семьи и Киприана, направившегося в Тверь. Оборону Москвы попытался организовать молодой литовский князь Остей, внук Ольгерда. Но когда ордынцы вошли в город, горожане сами подожгли его. Из-за сильного ветра "были на город огонь и меч", после чего город был взят (16).

По некоторым данным, вторжение Золотой Орды привело к гибели 24 тыс. человек (из 40 тыс. жителей Москвы на тот период). Город был разрушен и разграблен. Данные события, естественно, привели к смене декораций, в частности, "не захотел князь великий Дмитрий Киприана митрополита". Не потому ли, что Киприан переждал московскую резню на тверской земле? Как бы там ни было, после очередного конфликта с князем Дмитрием Киприан уехал в Киев (16), а его место занял Пимен.

Тем временем в Твери активизировался князь Михаил, чьи действия вынудили Дмитрия послать в Орду своего сына своего "князя Василья из Владимеря во свое место тягатися со князем Михаилом Тверским о великом княжении". По итогам переговоров князь Михаил вернулся из Орды без ярлыка (2), что для него означало очередное политическое поражение.

Здесь уместно вспомнить сурожанина Некомата, который в 1382 г. был казнен в Москве "за некую крамолу". Неужели под крамолой подразумевается активное участие оного в единственном числе в "мировом католическом заговоре" с участием генуэзцев? Если же рассматривать убиение Некомата в свете фиаско Михаила Тверского в борьбе за Владимирское княжение, то представляется, что оно развязало князю Дмитрию руки для расправы с обычным предателем, перебежавшим в лагерь к его политическому оппоненту? Согласимся, что с получением ярлыка Дмитрий оказался на коне и мог использовать ситуацию с Некоматом любым удобным для него способом, в том числе преследуя и геополитические интересы. Обыденность убиения Некомата с определенной долей вероятности позволяет предположить отсутствие каких-либо "темных пятен" в его биографии (по меньшей мере, в вопросе внешних сношений).

Связанный с образом Некомата генуэзско-римский (католический) вопрос тоже разрешился довольно буднично с заключением мирного договора между Тохтамышем и генуэзцами, за которыми были сохранены принадлежавшие им ранее колонии. Свидетельством римско-генуэзского "взаимопонимания" стало неприсоединение Генуи к подписанному в 1281 г. Папским престолом соглашению со светскими европейскими правителями «О возрождении Римской империи, узурпированной Палеологами».

Что же касается успеха московского князя Дмитрия в борьбе за ярлык, то, скорее всего, этому поспособствовало его согласие на возобновление выплат дани ордынскому хану. Вряд ли могло быть по-другому, если учесть, что Тохтамыш предусмотрительно оставил при себе 12-летнего Василия Дмитриевича в качестве заложника. Поэтому не удивительно, что в 1384 г. "бысть дань великая тяжкая по всему княженію великому, всякому безъ отдатка, съ всякіе деревни по полтинЂ. Тогда же и златомъ даваше въ орду" (49).

Вокруг польско-литовской унии 1385 года

Для начала отметим, что в 1377 г. волынский князь Любарт Гедиминович признал себя вассалом короля Венгрии и Польши Людовика Великого. Не по доброй воле, но по итогам военного похода последнего. Благодаря такому шагу Любарту удалось сохранить за собой Волынь. Вассальную зависимость от Людовика признала и Галиция, фактически ставшая подконтрольной венгерской администрации (в 1382 г. Любарт выкупил ряд городов у венгерских старост).

Со ссылкой на опись архива Посольского приказа 1626 г. российский историк Лев Черепнин приводит "Докончальную грамоту" Дмитрия Донского и его брата Владимира со ставшим в 1377 г. великим князем литовским Ягайло Ольгердовичем. Согласно документу, последние "целовали крест великому князю Дмитрею". Более того, по договору 1384 г. было предписано "креститися в православную веру" для того, чтобы сочетаться браком с дочерью Дмитрия Донского (50).

Согласно трактовке русского историка, профессора Белградского, Сараевского, Женевского университетов (сер. XX в.) Александра Соловьева, в планах Дмитрия Донского было постепенное подчинение русских областей, которые попали под власть литовцев, "путем договоров о вассалитете" и установления "вассальной наследственной зависимости литовских князей от московских великих князей" (51).

Однако, этому не суждено было сбыться, и соглашение с Ягайло так и не вступило в силу. Возможно, среди причин этого были постоянные нападения на Литву со стороны Тевтонского ордена, что побудило литовских князей укреплять связи в западном направлении. "Хроника Быховца" фиксирует, что поляки, не имея возможности охранить свои земли от литовцев силою, решение сейма постановили "взять себе государем на королевство" Ягайло при условии его женитьбы на дочери Людовика Великого — королевне Ядвиге и крещении "в веру христианскую закона римского". Ягайло согласился на эти условия и крестился в Кракове, после чего был коронован. Польско-литовская уния 1385 г. способствовала образованию единого государства. В католичество обратились и многие паны литовские, в том числе двоюродный брат Ягайло — Витовт (бывший князь гродненский), который незадолго до этого "Оршу и Витебск добыл" и отнял у киевского князя Владимира Житомир и Звенигород (52).

Польский историк, католический иерарх XV в. Ян Длугош подчеркивает, что вышеназванная уния вызвала опасения великого магистра Ордена крестоносцев Пруссии Конрада Цолльнера. Понимая, что усиление Польши и Литвы угрожало существованию Ордена, он не принял приглашения на, говоря сегодняшним языком, инаугурацию Ягайло и вторгся в литовские земли. Примечательно, что в его окружении находился родной брат Ягайло — Андрей, исповедовавший православие. Он переметнулся крестоносцам, надеясь с их помощью захватить власть над литовцами и русскими. Войска Ордена предали Литву "грабежам и пожарам", но получили отпор от польских рыцарей, среди которых были близкие родственники Ягайло, включая Витовта. Литовцы отбились и вернули землю Полоцкую (53).

Отразив удар внешнего врага, Ягайло приступил к укреплению государства изнутри. С этой целью он "начал распространять в литовском государстве римскую веру" и основал Виленское, Луцкое и Киевское епископства (26/а). Польские священники обучали народ основам католичества, а правоверным литовцам-католикам королевским указом было велено избегать и гнушаться "браков с русскими отступниками, не повинующимися римской церкви". При смешанных браках поляков-католиков с православными повелевалось требовать от них принятия и исповедования католичества вплоть до принуждения "к этому телесными наказаниями" (53).

Если принять во внимание, что большая часть населения литовского княжества исповедовала православие, то позиция Ягайло вполне объяснима. Православный фактор, "работая" на русских князей, существенно подрывал позиции поляков-католиков, и активная антиправославная политика могла ослабить связь русского населения с Московским и другими русскими княжествами.

Православный ответ не заставил себя долго ждать. В 1389 г. было издано соборное определение патриарха Антония, согласно которому Киприан был возведен в сан митрополита киевского и всея Руси с констатацией соблюдения впредь единства русской митрополии. Основанием для этого было названо изначальное решение об управлении русской церковью "одним митрополитом", принятое после конфессионального подчинения древней Руси Константинополю. В документе констатировалось, что дела церковные на Руси "шли хорошо и мирно", а распри и смуты начались лишь недавно. Недовольные князья упросили патриарха назначить им другого архиерея, чтобы не переходить им к другой церкви, чуждой православной. Константинополь, однако, не мог ни землю русскую разделить на две митрополии, ни "оставить без внимания столь великий народ", а потому избрал "средний путь", рукоположив Киприана в митрополита киевского, русского и литовского, то есть в места, которые митрополит Алексий многие годы "оставлял без призрения". Патриарх Филофей намеревался сохранить "древнее устройство Руси" и объединить ее под властью одного митрополита. С этой целью соборным деянием он узаконил, чтобы после смерти Алексия, Киприан получил всю Русь и был одним митрополитом всея Руси. Во исполнение сего патриарх Антоний определил, чтобы митрополитом киевским и всея Руси впредь и до конца своей жизни именовался Киприан. В документе подчеркивается, что настоящее соборное деяние и постановление должно соблюдаться "отныне и впредь во все веки" и не должно отменяться последующими патриархами, "ибо мы опытом удостоверились, какое зло — разделение и раздробление той церкви на части, и какое благо — быть одному митрополиту во всей той области" (54).

С этим документом митрополит Киприан прибыл в Москву уже после смерти Дмитрия и становления великим князем Владимирским Василия I Дмитриевича. При нем Студийский богослужебный устав был заменен Иерусалимским, который закрепился на всем Востоке и у южных славян, а на Руси распространились богослужебные книги, соответствующие новым порядкам.

В том же 1389 г. князь Витовт, за три года до того повторно принявший католическое крещение, заключил "договор о вечном союзе и единении" с Орденом крестоносцев (53). На следующий год он с "помощью немцев начал воевать Литовскую землю" и осадил Вильну. Предусмотрительно выдав свою дочь за московского князя Василия Дмитриевича, Витовт мог рассчитывать и на поддержку русских бояр. Примечательно, что сам митрополит Киприан "со всем священным чином" встречали его в Москве и "сотворили брак". Успехи Витовта вынудили короля польского Ягайло предложить ему великое княжение в Вильно (26/б).

На деле это означало не более чем наместничество, поскольку Витовт обязался "клятвенно и подлежащей оглашению грамотой владеть упомянутыми землями от имени короля и королевства Польского". Крестоносцы, узнав об отпадении Витовта, "выступили с оружием против него", но потерпели поражение. Другому брату Ягайло — Скиргайло были переданы в управление Киев и ряд близлежащих областей, но при условии "во всем повиноваться" Витовту (53).

В целом по итогам войны за галицко-волынское наследство Галиция с Белзким княжеством и Холмщиной вошли в состав Королевства Польского, а Волынь отошла к Великому княжеству Литовскому (Галицко-Волынское княжество окончательно прекратило свое существование).

Тимур и торговые маршруты

В конце XIV века подступаться к Руси начал Тимур (Темир Аксак), создавший мощное государство со столицей в Самарканде. Вполне естественно, что русские области вызывали у него интерес в плане установления контроля над северными торговыми путями, ведь в тот период ему был подконтролен только южный маршрут Великого Шелкового пути из Китая в Европу. Потому и соперничество с Тохтамышем, которого Тимур до того поддерживал, было вполне объяснимым.

После разгрома войск Тохтамыша в 1395 г. орды Тимура подступили к пределам Рязанской земли и захватили город Елец (55). Воспользовавшись этим обстоятельством, князь Василий сделал важнейший политический ход. Он приказал митрополиту Киприану "послать в славный старый город Владимир за иконой Владычицы нашей Богородицы" (16). Речь идет о Владимирской иконе (6), перенос которой в Москву фактически означал его освящение перед другими русскими областями. Летопись объясняет это обращением московского князя к истории: согласно поверьям, икона избавила Царьград от нашествия сасанидского царя Хосроя II Парвиза (16). Как только икона была доставлена в Москву, войска Тимура "бежа от рекы Угры", у которой князь Василий "иде противу его" (56).

Действительно, разграбив окрестности, войска Тимура повернули обратно, хотя от Ельца до Москвы рукой подать. Внятных объяснений этому нет — не только же в иконе тут дело. Возможно, между Тимуром и Москвой были определенные геополитические договоренности. Однако очень может быть, что Тимур и не собирался двигаться вглубь Руси, а ориентировался на восточно-крымское направление, где вскоре были разгромлены почти все генуэзские колонии. Разорение портовых городов и Таны (Северное Приазовье) приостановило функционирование "северного потока" Великого Шелкового пути и направило торговые караваны по южному маршруту, который пролегал по владениям Тимура.

Разорительное нашествие Тимура существенно ослабило Золотую Орду. Столица государства Сарай Берке и город Астрахань были разрушены. Ослабевшие ханы лишились не только доходов от мировой торговли, но и поступлений от русских князей. Когда же на ордынский трон при помощи эмира Едигея (одного из военачальников Тимура, а позднее фактического правителя Золотой Орды) взошел Тимур Кутлуг, Тохтамыш бежал в Киев (2), пообещав Витовту в обмен на поддержку сделать его правителем всех русских земель. Тевтонский Орден в случае уступки ему Пскова не возражал и против княжения Витовта в Литве.

Поэтому в 1399 г. литовский князь, собрав под свои знамена литовцев, немцев и ляхов и объединившись со сторонниками Тохтамыша, двинулся в поход на Тимура Кутлуга. Рассчитывая посадить Тохтамыша в Сарае, он надеялся сам оказаться в Москве на великом княжении. Но по итогам битвы на Ворскле Тимур Кутлуг "победи Витофта и вся силу литовьскую" и много зла причинил земле литовской (2). Витовт расстался с надеждой объединить восточнославянские земли, а Тохтамыш лишился былого политического влияния.

Незадолго до этих событий Ягайло поднял перед константинопольским престолом вопрос "соединения церквей" (это позволило бы ему преодолеть разногласия между православными и католиками внутри государства). Патриарх Антоний хотя и назвал его "разумнейшим королем и государем", тем не менее констатировал, что борьба против османов делает созыв собора на Руси несвоевременным. Аналогично высказался об унии Антоний в письме к Киприану, попросив обоих содействовать участию венгерских и польских войск в сражениях против мусульман (57). Однако эта переписка не оказала сколько-нибудь существенного влияния на дальнейший ход истории.

Заключение

Таким образом, начавшаяся на рубеже XIII-XIV веков тенденция политико-культурного размежевания Северо-Восточной (Владимирской, а затем Московской) и Юго-Западной Руси к концу века стала реальностью. В данном аспекте можно обратиться к наследию видного русского историка Василия Ключевского. Говоря о распадении "русского населения России" на "две новые ветви", он конкретизировал, что с начала XIII в. население "центральной среднеднепровской полосы, служившее основой первоначальной русской народности, разошлось в противоположные стороны". Тогда обе ветви потеряли "свой связующий и обобщающий центр" в лице Киева, оказавшись под действием "новых и различных условий" и перестав "жить общей жизнью". Тем самым "великорусское племя" вышло не из "продолжавшегося развития этих старых областных особенностей", а возникло по причине "новых разнообразных влияний" после разрыва народности. Причем в краю, находившимся вне "коренной Руси" и в XII в. бывшим "более инородческим, чем русским". Условия, под действие которых "колонизация ставила русских переселенцев в области средней Оки и верхней Волги", были этнографические (вызванные к действию встречей русских переселенцев с инородцами в междуречье Оки - Волги), и географические. Иными словами, "в образовании великорусского племени совместно действовали два фактора: племенная смесь и природа страны" (58).

В свою очередь российский историк Василий Татищев писал, что на фоне завоевания Руси татарами Литва, "из лесов выйдя и от прежнего подданства русского отрекшись, с князем их многие города русские, а потом чрез много лет Червонную Русь, Волынь и всю Малую или просто Русь захватили, сами князями русскими, а по соединении с Польшею (уния 1386 г.) королями русскими писаться стали". Желая узаконить свои притязания и "славу русскую и честь государей умалить, великим князям русским надлежащий от древности титул дать не хотели, равняя их с удельными князями, по Москве граду престольному московскими именовали" (59).

По утверждению выдающегося русского историка Николая Карамзина, междоусобица на Руси не исключала погибели "нашего отечества: Литва, Польша, Венгрия, Швеция могли бы разделить оное; тогда мы утратили бы и государственное бытие и Веру, которые спаслися Москвою; Москва же обязана своим величием Ханам".

Раскрывая сказанное, "одним из достопамятных следствий Татарского господства над Россиею" Карамзин называет "возвышение нашего Духовенства, размножение Монахов и церковных имений" и особо отмечает запрет ханов "под смертною казнию своим подданным грабить, тревожить монастыри... Немногие из нынешних монастырей Российских были основаны прежде или после Татар: все другие остались памятником сего времени". Однако, резюмирует историк, обычаи монгол "мы называли погаными; и чем удобнее принимали Византийские, освященные для нас Христианством, тем более гнушались Татарскими, соединяя их в нашем понятии с ненавистным зловерием... Россияне вышли из-под ига более с Европейским, нежели Азиатским характером" (14/б).

Русский историк ХХ в. Георгий Вернадский писал, что "русские земли, вошедшие в состав польского, литовского и венгерского государств, во многом сохранили свои культурные начала, но культуру национально-государственную они утратили. Основное русло исторического процесса развития русской государственности пролегло не в западной, охваченной латинством Руси, а в восточной, захваченной монгольством". Историк признает, что "восточные русские земли тоже вошли в состав государства монгольского", но к тому времени оно было "мировой империей", а не "провинциальной державой". Потому татары не только не мешали внутренней культурной жизни на земле русской, но и поддержали "на своем гребне оборону русского народа от латинского Запада" (15).

По словам Льва Гумилева, "всех русских скрепляло православие как духовная ценность вплоть до XV в., когда объединение наступило (на северо-востоке оно уже оформилось и политически), и до XVIII в., когда была присоединена юго-западная Русь, находившаяся 400 лет под властью Польши" (47).

Действительно, православная церковь прилагала большие усилия на северо-восточном направлении, активно вмешиваясь в политическую жизнь. Если Владимир Мономах связывал православие с идеей единства страны, то Сергий Радонежский, почитаемый РПЦ как преподобный, связал воедино православие и русский патриотизм. Не случайно в летописи упоминается посещение князем Дмитрием перед Куликовской битвой Сергия Радонежского, изрекшего: "Если враги хотят от нас чести и славы, дадим им, если хотят злата и сребра, дадим и это, но за имя Христово, за веру Православную нам подобает душу свою положить и кровь свою пролить" (60).

Потому известный русский лингвист, публицист евразийского направления Николай Трубецкой "главным и основным явлением" включения Руси в монгольское государство называет "подъем религиозной жизни" с последующим формированием "пламенного чувства преданности национальному идеалу". Это и явилось "мощным фактором развития национального самосознания и культуры" (61).

Другое дело, как справедливо отмечает советский исследователь Владимир Титов, "в лице русской православной церкви" ханы приобрели "преданнейшего слугу". Союз золотоордынцев и православного духовенства был взаимовыгодным, так как "ханы получали в свои руки надежное средство для духовного закабаления побежденных", а церковь получала возможность "накапливать все новые богатства", пользуясь привилегиями, предоставленными ей завоевателями. Свои выводы автор закрепляет оценками лиц, стоявших у истоков русского марксизма (62).

Один из них, Григорий Плеханов, важным пунктом взаимоотношений между русским духовенством и Ордой называл тот факт, что "хула против православной веры" и "всякое нарушение предоставленных духовенству привилегий наказывалось смертной казнью". Поэтому князья не имели права "облагать его повинностями" и "посягать на его имущество". Это согласие между "нечестивыми царями" кочевых хищников и благочестивыми "богомольцами" оседлого русского населения на время сделало "нашу духовную власть почти независимой от светской": киевские митрополиты "опирались на татар, как римские папы опирались когда-то на франков" (63).
Тем временем на дворе уже стоял век пятнадцатый.

Примечания

1. Виноградов А. И. История Кафедрального Успенского Собора в губ. гор. Владимире http://www.biblioclub.ru/82597_Istoriya_Kafedralnogo_Uspenskogo_Sobora_v_gub_gor_Vladimire.html

2. Пискаревский летописец
http://krotov.info/acts/17/azaryin/b61b.htm

3. Цит. по: Антов Д. А. Ратная сила золотой орды (арабские и персидские сочинения)
http://www.a-nevsky.ru/library/ratnaya-sila-zolotoy-ordy.html

4. Соловьев С. М. История государства Российского
http://www.booksite.ru/fulltext/sol/ovy/soloviev_s_m/hist_g_r/4_3_17.htm

5. Чудотворные иконы Пресвятой Богородицы, упомянутые в месяцеслове
http://calendar.rop.ru/icons1/apr18-ikona-maximovskaya.html

6. См.: Атаев Т. Тюркские корни Москвы, или Эпизоды истории Руси XII века
http://www.centrasia.ru/news2.php?st=1256912220

7. Летописный сборник, именуемый Патриаршею или Никоновскою летописью
а. http://dlib.rsl.ru/viewer/01004161932#?page=181
б. http://dlib.rsl.ru/viewer/01004161932#?page=182
в. http://dlib.rsl.ru/viewer/01004161932#?page=195
г. http://dlib.rsl.ru/viewer/01004161829#?page=77

8. Житие святого Петра, митрополита Киевского и всея России. В изложении святителя Димитрия Ростовского
http://simvol-veri.ru/xp/jitie-svyatogo-petra-mitropolita-kievskogo-i-vseya-rossii.html

9. О великом князе Иване Даниловиче. Из Степенной книги царского родословия
http://lib.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=10143

10. Послание Гедимина Папе Иоанну XXII
http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Litva/XIV/Gedimin/2.phtml?id=2243

11. Послание Гедимина гражданам Любека, Ростока, Штральзунда, Грейфсвальда, Штеттина и Готланда http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Litva/XIV/Gedimin/4.phtml?id=2245

12. Мирный договор Гедимина с Орденом, датским наместником Ревельской земли, епископами и Ригой http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Litva/XIV/Gedimin/8.phtml?id=2249

13. Послание Папы Иоанна XXII Гедимину
http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Litva/XIV/Gedimin/12.phtml?id=2253

14. Карамзин Н. М. История Государства Российского
а. http://www.bibliotekar.ru/karamzin/43.htm
б. http://bibliotekar.ru/karamzin/51.htm

15. Вернадский Г. В. Монгольское иго в русской истории
http://manefon.org/show.php?t=3&txt=2

16. Летописный сборник, именуемый Тверскою летописью
http://www.vostlit.info/Texts/rus16/Tversk_let/frametext1.htm

17. Новгородская Первая летопись старшего извода
а. http://litopys.org.ua/novglet/novg28.htm
б. http://litopys.org.ua/novglet/novg29.htm

18. Маркс К. Разоблачения дипломатической истории XVIII века
http://rko.marsho.net/articl/marx.htm

19. Протоиерей Иоанн Мейендорф. Византия и Московская Русь
http://vizantia.info/docs/148.htm

20. Полехов С. В. Политика Гедимина
http://wiki.ru/history/vkl/detail.php?ID=7573

21. Торговый договор Гедимина с Орденом
http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Litva/XIV/Gedimin/18.phtml?id=2259

22. Хрисовул императора Иоанна Кантакузина о восстановлении единства митрополии Киевской и всея Руси (август 1347 года) http://www.sedmitza.ru/text/438231.html

23. Летопись по Воскресенскому списку
http://dlib.rsl.ru/viewer/01004161813#?page=20

24. Книга степенная царского родословия. Ч. 2
http://dlib.rsl.ru/viewer/01004161988#?page=15

25. Львовская летопись http://dlib.rsl.ru/viewer/01004161973#?page=194

26. Хроника Быховца
а. http://www.vostlit.info/Texts/rus/Bychovec/frametext.htm
б. http://www.vostlit.info/Texts/rus/Bychovec/frametext2.htm

27. См.: Князья Олельковичи
http://www.history.vn.ua/book/person/13.html

28. Макарий Булгаков. История Русской церкви
http://krotov.info/history/makariy/makar311.html

29. Вологодско-Пермская летопись
http://ushkuiniki.pspu.ru/PSRL/vologodsko-perm.pdf

30. Грамоты Филофея на Русь
http://www.krotov.info/acts/14/3/filofey.htm

31. Соборное деяние о епископе, пришедшем из Малой России, кир Антонии, поставленном в митрополита Галицкого http://kds.eparhia.ru/bibliot/makariy/deyanie/

32. Рогожский летописец. Записи 1368-1380 гг.
http://www.kbitva.ru/ist002_2.html

33. Московско-Тверской договор 1375 г.
http://www.shpl.ru/uzdd/vddpage23.html

34. Дмитрий Балашов. Отречение
http://lib.align.ru/getbook/800.html

35. См.: Атаев Т. Из истории развития христианства. Или геополитика между Константинополем и Римом. Часть II http://www.islamrf.ru/news/analytics/politics/10071/

36. См.: Атаев Т. Русь как сфера интересов Константинополя и Рима
http://www.islamnews.ru/news-132971.html

37. Послание митрополита Киприана игуменам Сергию и Феодору
http://lib.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=4990

38. Михаил Тихомиров. Древняя Москва
http://oldru.com/moscow/moscow45.htm

39. Краткая летописная повесть, помещенная в "Сказания и повести о Куликовской битве" (под ред. Д. Лихачева)
http://lib.rus.ec/b/350309/read

40. Быков А. В., Кузьмина О. В. Эпоха Куликовской битвы
http://oldhat.ru/epo/35.htmhttp://oldhat.ru/epo/29.htm

41. Андрей Падчин. Куликовская битва
http://www.padchin.narod.ru/history/history20.html

42. Измаил Срезневский. Древние памятники русского письма и языка. Общее повременное обозрение http://www.archive.org/stream/drevnepamiatniki00srez/drevnepamiatniki00srez_djvu.txt

43. Задонщина. Слово о великом князе Дмитрии Ивановиче и о брате его князе Владимире Андреевиче, как победили супостата своего царя Мамая
http://www.hrono.ru/dokum/1300dok/zadonshina.php

44. Сказание о Мамаевом побоище
http://www.vostlit.info/Texts/rus8/Mamaj/text.phtml?id=895

45. Валерий Бебик. Куликовская битва: украинский Сталинград для московско-татарских орд
http://for-ua.com/authornews/2011/09/26/085520.html

46. Елена Авадяева, Леонид Зданович. 100 великих казней
http://kazney.greatest100.ru/ivan-velyaminov-i-nekomat/index2.html

47. В какое время мы живем? http://gumilevica.kulichki.net/BDM/bdm05.htm

48. Харин Е. История страны Вятской
http://skygrad.narod.ru/texts/skvoz_veka3.htm

49. Симеоновская летопись
http://dlib.rsl.ru/viewer/01004161947#?page=142

50. Черепнин Л. В. Русские феодальные архивы XIV — XV вв.
http://www.laborunion.lt/memo/modules/news/article.php?storyid=14

51. Соловьев А. Автор «Задонщины» и его политические идеи
http://feb-web.ru/feb/slovo/critics/t58/t58-183-.htm

52. Киевская летопись
http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Ukraine/XVII/1620-1640/Kiev_let/text.htm

53. Длугош Я. История Польши («Хроника Длугоша»)
http://www.webcitation.org/61BxXn9Is

54. Соборное определение патриарха Антония о низложении митрополита Пимена и восстановлении Киприана в звании митрополита киевского и всея Руси с тем, чтобы впредь навсегда соблюдаемо было единство русской митрополии http://textfighter.org/raznoe/History/Meyen/esli_je_mitropolit_maloi_rusi_mitropolit_patriarha.php

55. Повесть о Темир Аксаке
http://lib.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=4987

56. Владимирский летописец
http://vostlit.narod.ru/Texts/Dokumenty/Russ/XVI/1520-1540/Vlad_let/text.htm

57. Грамоты патріарха Антонія от 1397 г.
http://litopys.org.ua/rizne/spysok/spys10.htm

58. Ключевский В. О. Курс русской истории
http://www.magister.msk.ru/library/history/kluchev/kllec17.htm

59. Татищев В. История Российская
http://www.bibliotekar.ru/rusTatishcev/31.htm

60. Житие и подвиги преподобного и богоносного отца нашего Сергия игумена Радонежского и всея России чудотворца. Составлено иеромонахом Никоном (Рождественским), впоследствии архиепископом Вологодским и Тотемским
http://www.stsl.ru/lib/book1/chap15.php

61. Трубецкой Н. C. Взгляд на русскую историю не с Запада, а с Востока
http://gumilevica.kulichki.net/TNS/tns11.htm

62. Титов В. Православие
http://fanread.ru/book/7633747/?page=7

63. Плеханов Г. В. История русской общественной мысли
http://iph.ras.ru/elib/Plekhanov_Hist.html