Скрытые подробности рождения "исламского фундаментализма"

Пожалуй, одним из самых распространенных и в то же время самых противоречивых определений, применяемых к происходящему в исламском мире, является словосочетание "исламский фундаментализм". В источниках не удается почерпнуть однозначную информацию о происхождении этого термина в новейший период. Однако "фундаментальная" озабоченность исламской проблематикой приобретает особую окраску в свете событий конца 80-х — начала 90-х годов прошлого века.

Смена геополитической парадигмы

В январе 1989 г. духовный лидер Ирана аятолла Хомейни отправил в адрес председателя Президиума Верховного Совета СССР Михаила Горбачева поступило послание, в котором приветствовалась попытка пересмотреть учение, длительное время державшее "за железной стеной революционных сынов мира", и подчеркивалась необходимость продолжения такой политики в религиозном векторе. Ваши трудности, конкретизировалось в письме, заключаются в отсутствии истинной веры в Бога, а для разрешения "основных проблем, волнующих человечество", предлагалось "со всей серьезностью подойти к исследованию ислама", обладающего высокими ценностями и способного принести спасение всем народам мира. Призвав советского лидера не оказаться при разрушении "марксистских иллюзий" в "плену Запада и Великого дьявола", имам Хомейни обратил внимание на возможности Ирана "заполнить вакуум, образовавшийся в идеологической системе" советского общества (1).

Позднее тогдашний министр иностранных дел СССР Эдуард Шеварднадзе вспоминал, что М. Горбачев был встревожен получением такого письма и не знал, как ответить на него. Не было опыта ведения теологических дискуссий и у главы внешнеполитического ведомства. В конце концов было решено в ответном письме ограничиться рассмотрением двусторонних взаимоотношений, "перспектив их развития и проблем региона". По словам Э. Шеварднадзе, во время его февральских переговоров с Хомейни в 1989 г. причиной происхождения послания тот назвал разумность М. Горбачева. И хотя по сути ответа на письмо иранский лидер не дождался, он пообещал содействовать в аспекте нормализации отношений между двумя государствами (2).

Как следствие, в том же году стороны подписали Декларацию о принципах дружественного сотрудничества в различных сферах. Москва официально выразила согласие "сотрудничать с иранской стороной в деле укрепления ее обороноспособности" (3).

Безусловно, советско-иранское сближение вряд ли могло устраивать Соединенные Штаты. После иранской революции 1979 г. дипломатические отношения между Вашингтоном и Тегераном были разорваны. В целях политико-экономической изоляции Ирана Белый дом пробивал создание международной антииранской коалиции. Поддержка американской администрацией Ирака в продолжавшейся тогда ирано-иракской войне тоже была одним из шагов в этом направлении. Однако любые санкции в отношении Ирана выглядели полумерами без поддержки Советского Союза.

Как пишет российский писатель Александр Шевякин, именно в тот период на авансцену выходит солидный центр стратегических исследований RAND, выполняющий заказы американских правительственных учреждений по исследованию проблем национальной безопасности. Согласно данным А. Шевякина, данная структура сыграла настолько важную роль в сближении КГБ и ЦРУ, что "ни один шаг" в этом направлении не проходил без ее участия. Основной зарождающегося сотрудничества стал поиск единой "платформы", способной объединить интересы ранее противоборствующих ведомств. Решение было найдено, и мировому сообществу был представлен "новый общий враг" под названием "международный терроризм" (4).

Тревожные статьи об "исламской угрозе", как главенствующего ответвления "международного терроризма", сменили морально устаревшую антисоветскую риторику, а освободившееся место "империи зла" с ловкой подачи американских стратегов занял Иран. В результате геополитические страсти конца восьмидесятых были связаны с поиском "цивилизованным миром" путей противостояния "исламскому фундаментализму". Искусственность развития событий в описываемом ключе уверенно просматривается из того факта, что раздававшиеся из Вашингтона призывы совершенно не затрагивали партнерские отношения Белого дома с отдельными арабскими режимами. В любом случае цель была достигнута, и геополитическое взаимопонимание между Москвой и Вашингтоном исключило появление ирано-советского альянса.

Создание идеологического фона

Апробация новой платформы на Западе и в Советском Союзе проходила параллельно. В советском информационном поле созданием новых стереотипов занялась «Литературная газета», одно из самых популярных периодических изданий того времени. Особая роль в осуществлении этого плана была отведена заведующему отдела внешней политики Игорю Беляеву, автору статьи под броским названием "Ислам", буквально взорвавшей советское общество. Писатель Юрий Помпеев подтверждает нагнетание антиисламских настроений беляевским материалом, суть которого сводилась к раздуванию угрозы, исходящей от мусульман, как от "народа коварного и вероломного". На фоне нахождения в Афганистане советских солдат, многие из которых возвращались на родину "в цинковых гробах", написанное обозревателем не могло не настроить читателей против мусульман (5).

По мнению тогдашнего главы аналитического центра КГБ СССР Вячеслава Широнина, И. Беляев хорошо понимал, "какова истинная цель его статьи, привлекшей общественное внимание" (6). Иначе и быть не могло, ведь за плечами журналиста была многолетняя собкоровская работа на Ближнем Востоке, по результатам которой он защитил докторскую диссертацию в соавторстве с самим Евгением Примаковым. По словам заместителя главного редактора «Литературной газеты» того периода Юрия Изюмова, И. Беляев всегда писал "с мощным подтекстом, в информационном смысле исчерпывающе" (7). Именно такой потенциал был задействован для создания целого ряда устрашающих статей о политическом исламе. Не случайно профессор кафедры истории и заведующий отдела аспирантуры по специальности "Изучение России и стран Восточной Европы" Университета Джорджа Вашингтона (США) Мюриэль Эткин характеризует И. Беляева как журналиста, для которого "исламский фундаментализм" представляет угрозу всему человечеству гораздо большую, "чем ядерная" (8).

После аккуратно проделанной работы по созданию идеологического фона для доказательства "агрессивности" ислама дело оставалось за малым — продемонстрировать реальность тезиса об угрозе "исламского фундаментализма" на территории Советского Союза.

Демонстрация "исламской угрозы"

Полигоном для доказательства присутствия новой "мировой угрозы" чуть ли не у стен Москвы, естественно, предстал Азербайджан, ряд районов которого граничат с Ираном. В контексте тогдашней политики властных структур по компрометации Народного Фронта Азербайджана заинтересованные силы без колебания выдвинули это движение на роль проводника исламистских идей. "Наглядным подтверждением" антигосударственной сущности "фронтовиков" должны были стать массовые беспорядки на советско-иранской границе, что и произошло в конце декабря 1989 — начале января 1990 гг. Чаяния азербайджанского народа об объединении исторической территории, разделенной между Россией и Ираном в XIX в., были искусно обыграны посредством инспирирования разрушения заградительных сооружений на нескольких участках государственной границы.

Происшедшее, став практическим воплощением мифа об «исламской угрозе», позволило М. Горбачеву представить жесточайший ввод советских войск в Баку 20 января 1990 г. как пресечение попытки создать в Азербайджане "исламское государство". "Мы будем действовать ответственно, решительно", — резюмировал он (9).

В своем ответном послании глава тогдашнего Духовного управления мусульман Закавказья Аллахшукюр Пашазаде решительно отверг "провокационные обвинения" о существовании пресловутой исламской угрозы существованию Советского государства. "Нет и не может быть никакого оправдания этой кровавой бойне, этому чудовищному преступлению, санкционированному Вами как главой государства" — говорилось в обращении (10).

Отсутствие религиозного фактора в бакинских событиях того периода отмечал и народный депутат СССР Николай Петрушенко, посетивший Азербайджан после январской трагедии. "Говорить о каком-то исламском фундаментализме, по крайней мере применительно к Баку, неправомерно" — заявил он (11). К такому же выводу приходит и российский исследователь Алексей Зверев, объясняющий официальные советские версии случившегося их адресованностью западным политикам. Правда, согласно А. Звереву, "увидеть ситуацию в истинном свете" многим в те дни мешала "симпатия к Горбачеву". В частности, президент США Джордж Буш оправдал ввод войск в Баку необходимостью "поддерживать порядок" в стране (12).

Однако идеологическая окраска бакинской трагедии не была неожиданностью для Вашингтона. Иначе Михаил Горбачев не стал бы лауреатом Нобелевской премии мира в том самом 1990 году, унесшем жизни множества безвинных людей по всему Советскому Союзу. Хотя, почему бы и нет? Ведь своей антиисламской риторикой в январе 1990 г. констатировал наличие новой угрозы для всего человечества.

Весьма симптоматично, что с тех пор "исламская угроза" в том или ином обрамлении постоянно фигурирует в мировой геополитике. Не случайным представляется и преподнесение заинтересованными силами "внутренней природы" новоявленного т. н. «Исламского государства Ирака и Леванта», для обозначения которого неожиданно стали употребляться лишь два первых слова. Под предлогом же борьбы с этой вдруг высветившейся структурой отдельные страны решают важнейшие геополитические задачи в отношении регионов, располагающих богатейшими природными ресурсами. Но это — тема для следующей статьи.