Начало: Часть 1. Вхождение в тему
В первой части я говорил о том, как технический прогресс изменил подход сильных мира сего к войнам. Помимо всего прочего, исчезло благородство и великодушие, а неписанный кодекс чести перестал быть поведенческой парадигмой во время боя.
Этих рудиментов средневекового образа жизни и смерти уже не наблюдалось во Второй мировой войне. Немецкие лётчики-истребители отчитывались о сбитых самолетах противника и отдельно об уничтожении экипажа, пытавшегося спастись. Если вдруг пилот проявлял снисхождение, его не понимали, мол, что ещё за чистоплюйство такое. А ведь ещё во времена Первой мировой лётчиков, которые выбрасывались с парашютом, не убивали, проявляя уважение к противнику. Какая перемена, а всё почему? Во многом благодаря той же самой авиации и появлению дальнобойного оружия.
Всё изменилось, когда появились средства убийства людей, позволяющие не смотреть в глаза тому, кого ты убиваешь. У людей что-то щёлкнуло в голове, и они перестали уважать таинство смерти. Перестали понимать, что в этот момент происходит. Раньше всё было по-другому. Дальнобойное оружие прежних веков по современным меркам — смех один. На расстоянии 50-60 метров лучник или мушкетер прекрасно видели результат своего выстрела, я уж не говорю про рукопашную схватку. Даже выстрел из пушки, какой-нибудь шестифунтовки времён наполеоновских войн, это порядка 400 метров. На практике стреляли на более короткие дистанции, так как дальномеров и лазерных целеуказателей не было, да и скорость перезаряжания оставляла желать лучшего.
Но вот появилась по-настоящему дальнобойная артиллерия, бомбардировочная авиация, даже обычные винтовки. В тактике боя, принятой в Первую мировую войну, считалась нормальной дистанция стрельбы из винтовки в полтора-два километра. Понятно, что на таком расстоянии ничего увидеть невозможно и солдаты стреляли просто в никуда. Артиллерия и авиация стали накрывать гигантские площади. То есть война превратилась в гекатомбу, имеющую своей целью именно массовое убийство. И люди перестали ценить жизнь, перестали считать убийство чем-то необычным, противоестественным.
Раньше убийство становилось поводом для гордости или переживания. Убил врага в поединке, копьем, саблей, даже из пистолета — это вызывало уважение. Дуэль на пистолетах, как у Пушкина с Дантесом, — сколько между ними было? Метров двадцать, не больше, из кремнёвого пистолета дальше не попадёшь. Совсем другое дело, когда убиваешь незнакомого человека, даже не видя его? Сражение перестало быть таинством и героизмом и стало грязной работой. Воины превратились в мясников и одновременно — в стадо, которое забивают другие мясники. Кто первый успеет. Это было совершенно чудовищное перерождение.
Но одно только насыщение воюющих армий дальнобойным оружием ничего бы не дало само по себе. Нужно было изменить не только количественный (в силу огромных потерь от новых видов оружия), но и качественный состав вооруженных сил. И в армию стали набирать не только тех, кто готовился к этому с детства, не сыновей аристократов, не тех отчаянных парней, что бежали из своих крестьянских семей специально, чтобы стать воинами, а всех подряд. Появилась призывная система комплектования армии, и в результате этого элитарная часть общества превратилась в самое обыкновенное сборище, а само понятие воинской чести исчезло. Осталась только «офицерская честь», как следствие сохранения корпуса профессионалов, которая тоже постепенно девальвировалась.
Откуда пошла призывная система? В новейшей истории её внедрили во времена Великой французской революции. В августе 1793 г. Конвент выпустил декрет о массовом обязательном наборе в армию всех французов в возрасте 18-40 лет. В 1798 г. был издан закон о всеобщей воинской повинности с шестилетним сроком, которая стала называться конскрипцией. Наполеон, этот великий реформатор военного дела, получил в наследство уже по-настоящему массовую армию.
Но где генерал Дежарден, основатель системы конскрипций, взял саму идею? Неужели придумал и мы не найдем образцов в прошлом? Для того чтобы убедиться в ошибочности этого представления, достаточно углубиться в историю Китая.
Военная специфика китайского государства состояла в том, что основную ударную силу императорской армии составляли профессиональные военные тюркско-монгольского происхождения. Пограничные войска были на сто процентов укомплектованы кочевниками. Внутренняя армия состояла из китайцев, но боеспособность её вызывала обоснованные сомнения, так как она предназначалась для подавления попыток дворцовых переворотов и народных бунтов. Реального боевого опыта она не имела и вооружена была соответствующе. Степные же воины, закаленные в боях и не испорченные столичной роскошью и интригами, превосходили китайскую гвардию наголову.
При этом вся власть принадлежала китайским чиновникам и положение воинов-кочевников было плачевным. Обречённые воевать, они гибли, не приобретая ни званий, ни богатства. Всю славу и почести забирали себе бюрократы, воинам оставалась смерть на поле боя или в китайских застенках, по малейшему подозрению в нелояльности. Бесконечно так продолжаться не могло, и вот в местечке Юйяне, в провинции Хэбэй, блестящий полководец тюркского происхождения Ань Лушань призвал своих людей к восстанию. За ним встало 150 тысяч пограничных войск при полном единодушии солдат и офицеров. Последствия для императорской власти были ужасны. Китайская армия была разбита и бежала, Ань Лушань торжествовал победу, но тут его везение закончилось. Уйгурские ханы выступили против него, и тюрки схлестнулись с тюрками. Ань Лушань был убит в результате заговора, и череда самых разных бед потрясла повстанцев, пока не появился суровый Ши Сымин, вдохнувший в восстание вторую жизнь. Уйгуры, обременённые невероятной добычей, к тому времени ушли в родные кочевья.
Так в чём особенность всего этого переполоха в Китае? Дело в том, что на подавление восстания китайские мудрецы бросили крестьян. Так называемое ополчение. Л. Н. Гумилев так описывает события тех лет: «Но всё-таки наступление мятежников захлебнулось. Китайцы произвели в Сычуани тотальную мобилизацию. Ду Фу описывает душераздирающие сцены отправки на фронт юношей, почти детей, и патриотизм женщин, добровольно идущих на войну в качестве обслуги. … Отряды мятежников увязли в массах народного ополчения, и война бушевала только в Хэнани, но не перекинулась в Шэньси». То есть, оставшихся воинов Ань Лушаня просто-напросто задавили массой, завалили трупами.
Здесь мы сталкиваемся с одним из первых в мировой истории случаев применения призывной системы, и идея эта настолько понравилась идеологам Западного Проекта, что они внедрили её в охваченной революцией Франции, откуда эта чума поползла дальше. В годы Первой мировой войны этот опыт был реализован по полной программе. Миллионы европейских мужчин были перемолоты в этой мясорубке, полегли под Верденом, на Сомме и в других страшных сражениях великой войны. По сути, эволюционный виток привёл к реинкарнации принципов ведения войны времён Ань Лушаня.
Таким образом, призывная система комплектования армии стала вторым после дальнобойного оружия столпом кардинального изменения стратегии и тактики ведения боевых действий в прошлом столетии. Но процесс на этом не остановился. После 40 лет непрерывных войн к людям пришло понимание, что современная война — это грязная, тяжёлая, страшная работа. И желающих повоевать значительно поубавилось. Нет, заработать денег на непыльной службе в мирное время — это всегда пожалуйста, но гибнуть призывниками народ расхотел уже во время Вьетнамской войны. И новые технологии пришли им на помощь.
Есть замечательный фильм 2014 года, «Хорошее убийство». Там Итан Хоук играет человека, сидящего перед монитором на военной базе где-то под Лос-Анджелесом и управляющего беспилотником в Афганистане. Он пускает ракеты и убивает людей, и все сослуживцы воспринимают это нормально, и лишь он один стал переживать и нервничать. Почему? Да потому что он там единственный нормальный человек, который понимал, что что-то здесь не так, что-то неправильно. Это не игры, это живые люди. В результате он чуть не спился, возникли проблемы с семьёй и так далее.
В конце концов он вырвался из этого ада и вправил себе мозги. Как? Он вернулся в реальный мир, нашёл там реального врага и убил лично сам, лично его. Практически глядя негодяю в глаза, пусть и через камеру беспилотника. И у него в голове всё встало на свои места. Но это единичный случай. Большинство людей не задумаются об этом никогда. Это привычка, они не понимают другого. Во многом потому, что выросли на компьютерных играх. В сети есть множество видео с тепловизоров американских боевых вертолётов. Форменная компьютерная игра: фигурки бегают по экрану, летят ракетки, бах-бах, все падают. Это живые люди, но лётчик смеётся, ему весело, он привык к этому.
Миллионы детишек привыкли к тому, что, сидя в мягком кресле, в тёплой квартирке, за мониторчиком, можно убивать, убивать и убивать. А сам ты в это время остаёшься живёхоньким. Двинул джойстик — нашёл здоровье, кликнул мышкой — перезагрузился. Компьютерные игры подготовили новое поколение квазивоинов, которые реализуют себя в жизни уже сейчас. И это — лицо новой войны.
НЕ МЕНЕЕ СТРАШНОЙ, НО БОЛЕЕ ГЛОБАЛЬНОЙ.
Продолжение: Часть 3. Под личиной Чеченской войны
