Ни в одной книге я не мог уйти от жизни в целом, сосредоточив внимание исключительно на индивидуальных переживаниях. От современных критиков я отличаюсь тем, что нахожу эти стороны неразъединимыми.
Герберт Уэллс

Обычно, когда речь заходит о Герберте Уэллсе, прежде всего подчёркивается его писательское мастерство в области научной фантастики. За добрый десяток лет до Альберта Эйнштейна он писал о нашей реальности как о четырёхмерном пространстве-времени и делал удивительные научные предсказания. К примеру, в 1895 г. он написал, что «тело может жить в одном месте земного шара, а зрение бродить в другом» [Замечательный случай с глазами Дэвидсона]. Конечно, у читателя может быть своё восприятие этого высказывания. Однако же оно вполне применимо и к сегодняшней технологической революции, когда мы, находясь на одном полушарии, в режиме реального времени без особых проволочек наблюдаем за тем, что происходит за тысячи километров от нас.

А вот о рассуждениях Г. Уэллса на тему божественного в нашей жизни говорится крайне редко, хотя данному направлению английский писатель посвятил не одно произведение, к тому же совершенно без научно-фантастического вектора. Исследователи его творчества не дают однозначного ответа на вопрос, по какой причине Г. Уэллс обращается к этой проблеме, да ещё в художественном обрамлении. Некоторые считают, что дело тут в его восприятии Первой мировой войны (свидетелем которой он был), принесшей бессмысленные жертвы, колоссальные разрушения и катастрофический урон экологии европейского континента.

Впрочем, не будем гадать о мотивах, внутренних или внешних, нашего героя, а лучше прислушаемся к рассуждениям его персонажей, чьими устами писатель озвучивает свои сомнения, убеждения и вопросы. Вопросы, на которые мы зачастую не находим ответов, даже когда пытаемся объективно обозреть тайны собственной души и окружающей нас действительности.

В «Опыте автобиографии» Г. Уэллс пишет, что «Бог, какого я изображаю в трактате "Невидимый владыка Бог", — просто доброжелательный, очень занятой друг и строгий руководитель». Там же он отмечает, что «в своих деистских рассуждениях о Боге я не шёл на уступки христианской доктрине».

Но давайте обратимся к другой его новелле под названием «Негасимый огонь: роман о побеждённом дьяволе», впервые опубликованной в 1919 г.

Фактор пророка Иова

Сюжет произведения весьма неординарный. В прологе Г. Уэллс преподносит своё видение беседы Создателя с Сатаной. А уже далее следует художественное повествование на современную писателю тему, где на первый план выходят рассуждения о наболевшем.

Согласно Уэллсу, Сатана («средоточие проворства»), твёрдо верящий, что является «необходимым приложением к Богу», всегда «присутствует повсюду из-за своей бесконечной активности». Да, Всевышний «создает доску, фигуры и правила», имея возможность «сделать столько ходов, сколько пожелает, и там, где пожелает». Ну а Сатане «дозволено вносить в каждый ход легкие, необъяснимые отклонения», для «коррекции» которых требуются новые шаги со стороны Всевышнего.

Сатана, в трактовке Г. Уэллса, вальяжный и неимоверно уверенный в себе даже во время беседы с Творцом. Признаваясь, что он постоянно мутит воду и влияет на «порядок вещей», он именует себя «дух жизни»: ибо сделал «мирянина» из человека, которого Господь создал «по своему образу и подобию» (замечу, что эта последняя формулировка противна кораническому вероучению). Однако же он не вполне уверен, проиграл он или выиграл, потому что «Иов жив до сих пор». Более того, «весь земной мир теперь — это Иов».

Почему среди множества библейских персонажей в контексте этой беседы писатель обращается к образу именно пророка Иова? Для того чтобы понять это, целесообразно хотя бы кратко вспомнить его историю.

Согласно Библии, Иов, «человек непорочный, справедливый, богобоязненный и удаляющийся от зла», отец десяти детей, владелец большого имения, был «знаменитее всех сынов Востока». В один из дней Сатана сказал Господу: «Разве даром богобоязнен Иов? Если он лишится своего богатства, благословит ли он Тебя?» В ответ на это Всевышний позволил Сатане подвергнуть Иова тяжелейшим бедствиям. Как следствие, Иов столкнулся с огромнейшими несчастиями, следовавшими одно за другим.

«Ужасы Божии ополчились против меня», — произносит он. Иова терзают сомнения, его поглощают внутренние вопросы: за что все эти несчастья затронули его; по какой причине отвергающие Бога не терпят убытков, а праведники оказываются в плачевном состоянии, хотя и не отворачивается от Бога? Рядом с ним — товарищи, поддерживающие его и призывающие его не отчаиваться.

Наконец, Творец обращается к Иову, напоминая, что никому не ведомы пути Господни. И праведник признаёт, что в минуты слабости говорил о том, «чего не разумел, о делах чудных для меня, которых я не знал». Бог «принял лице Иова» и предоставил ему «вдвое больше того, что он имел прежде».

Здесь же отметим, что в Коране также говорится об Иове (пророк Айюб), который был терпеливым и «всегда обращался к Аллаху». И лишь по прошествии нескольких лет тяжелейших испытаний он воззвал к Всевышнему: «Шайтан причинил мне вред и мучения». И тогда «Мы даровали ему его семью и еще столько же вместе с ними по Нашей милости и как напоминание для обладающих разумом» (сура 38 «Сад», аяты 41-44).

О пределах искушения человека

Ну а в понимании Сатаны из романа Г. Уэллса становление всех в мире Иовами обосновывается тем, что жизнь человека можно окрестить одним определением — «распад». По мнению Сатаны, человек не растет и «за последние десять тысяч лет» он не совершил хоть какого-то заметного шага вперед, «бесконечно и бесцельно» споря «сам с собой», и «скоро его планета остынет и покроется льдом».

Сатана считает, что он довёл людей «до такого жалкого состояния, до какого только мог». И теперь он предлагает Господу предоставить человеку «короткое время солнечного света и изобилия», вслед за чем создать некую безболезненную космическую эпидемию, чтобы лишить жизни всех людей сразу.

Прослушав дьявольскую тираду, Всевышний лишь изрекает, что никто иной, как человек, «будет властвовать над звёздами, ибо на нём есть дух Мой». Тогда Сатана просит Бога предоставить ему «власть хоть немного придавить и сокрушить» человека, который, «провизжав несколько фраз о вере и надежде», начнёт «скулить и падёт духом», а «его мужество лопнет, словно гнилой шнурок».

«Ты можешь делать с ним всё, что захочешь, только не должен умерщвлять его. Ибо на нём есть дух мой», — спокойно говорит Творец. Сатана же уверен, что человек «отбросит» этот дух «по собственному желанию — когда я разрушу его надежды» и «пыткою наполню жилы его».

Напоминая, что Сатана не более чем «инструмент» Его, Всевышний дозволяет ему испытать человека «до высшего предела» — в целях проверки, «действительно ли он не более чем ничтожный всплеск среди слизи, колебание ила, не означающее ровным счётом ничего».

Наверняка кто-то уже спрашивает, для чего домысливать беседу Господа с Иблисом после того, как она подробно описана в Священной Книге. Но не будем слишком суровы к английскому писателю, тем более что суть такой интерпретации препирательства шайтана с Богом вполне укладывается в кораническое описание тех событий. И главное здесь то, что Господь сознательно позволил шайтану сбивать людей с прямого пути.

Получив позволение от Бога, Сатана из романа Г. Уэллса продолжил «внимательно и упорно всматриваться в мир людей», выбрав для начала директора солидной британской школы Иова Хаса (имя героя совершенно неслучайно). Внезапно тот сталкивается с чередой напастей, охвативших его личную жизнь и затронувших служебную деятельность. К тому же его свалила тяжелейшая болезнь, потребовавшая незамедлительной операции.

На этом этапе к нему наведываются члены правления школы вместе с одним из преподавателей, которого Хас не воспринимал ни с профессиональной, ни с гражданской точек зрения. Целью же их визита было объявить больному директору об их намерении назначить этого самого преподавателя на его место.

Откуда зло?

Господин Хас искренен в разговоре с посетителями: мало того что «несчастья посыпались на меня», включая «ужасные смертные случаи в школе», гибель единственного сына на фронте, внезапно свалившуюся на него тяжелейшую болезнь, так ещё «самым тяжким ударом, который мне труднее перенести, чем любой из остальных» проявляется «отказ в работе всей моей жизни». Поразив «меня в самое сокровенное место», предстоящее освобождение от занимаемой должности «разобьёт моё сердце и мою душу», так как покончить с работой в школе означает «покончить со мной».

Вслед за этим господин Хас, подобно библейскому Иову, озвучивает вслух свои сомнения: по какой причине Бог, которому он «служил» в «меру своих сил и знаний», не отведёт «последний удар»? Быть может, потому что «я пока ещё не окончательно повержен?»

В ответ один из членов правления школы произносит, что Господь «не поражает человека без необходимости», к тому же «весь этот мир — Его огромный замысел», а значит, ни один «воробей не упадёт на землю, если Он не пожелает». Продолжая свою мысль, этот посетитель вопрошает, неужели Хас не осознаёт, что в его «поведении и руководстве» школы имели место нюансы, оказавшиеся «не совсем приемлемыми в качестве жертвы Богу»? Скорее всего, каким-то образом Хас заложил в деятельность школы «непригодный сорт глины», поэтому происшедшее с ним означает не то, что Создатель «отступился от вас, но то, что вы не правы».

Однако, по словам директора, он не чувствует себя виноватым, так как его деятельность «была правильной по духу и намерениям, верной по своему плану и методике». Другое дело, он озвучивает свои сомнения и растерянность: «Мир кажется мне тёмным и жестоким, хотя раньше я верил, что в сердцевине его находится и пропитывает его Воля Бога Света». Однако, «если добро и зло безразлично уничтожают друг друга» и в мире «царит бесцельное и бесплодное страдание», не открывающее «надежды на вечную жизнь вследствие всех наших добрых поступков», то «нет смысла в такой религии, как христианство». И это «всего лишь суеверие, поддерживаемое священниками и их жертвоприношениями».

Господин Хас признаётся, что среди множества видов животных и растений видит таких, «само существование которых является жестокостью». Удушающие друг друга растения, ядовитые ягоды, тысячи видов и подвидов насекомых, приспособившихся «жить за счёт живых и страдающих тканей их собратьев». Все это, по словам Хаса, «реальность жизни», т. е. «не случайное состояние вещей, а демонстрация их всегдашнего порядка». Оттого он и вопрошает: «Если Провидение создало эти ужасы, то сколько благожелательности было в этом Провидении?» Да и как он теперь может «верить Творцу, который задумал, разработал и завершил всех этих паразитов в их бесконечном множестве и разнообразии?»

Но такие вопросы доставляют неудобство его посетителям. Один из них прямо заявляет: «Зачем нам влезать в такие вещи? Почему мы не можем быть скромнее и не оставим эти глубокие вопросы тем, кто занимаются ими профессионально?.. Дайте мне Библию и ту простую религию, которой я обучался на коленях моей матери. Этого для меня вполне достаточно. Разве мы не можем попросту верить и оставить все эти вопросы в покое? Что такое люди на самом деле? Черви. Всего лишь черви. Что ж, тогда давайте сделаем все, что в наших силах, находясь в том жизненном статусе, в который нас заблагорассудилось призвать Господу».

Но в этом-то и проявляется суть господина Хаса. Возможно, он и есть ничтожно малое творение, но в нём горит «негасимое пламя», желание изменить мир вокруг него к лучшему. Он не повинуется «порядку вещей», потому что, по собственному его признанию, он «восстал от имени Духа Божьего» и не только для того, «чтобы своими слабыми жестами выразить неповиновение чёрному беспорядку и жестокости времени и пространства, но и для того, чтобы добиться превосходства». Он ощущает себя служителем Бога, «который может все-таки принести порядок в этот жестокий и ужасающий хаос, где всех нас швыряет туда-сюда, словно листья на ветру». А все свалившиеся на его голову несчастия — «только необъяснимые бедствия». В любом случае, говорит он, «моя вера прочна как никогда», и «в моем сердце присутствует Бог, который всегда вёл меня к добру и ведёт сейчас».

Сомнения на пути к бессмертию

Согласимся, эти рассуждения вызывают невольную ассоциацию с сомнениями, которые озвучены в рубаи Омара Хайяма, «Братьях Карамазовых» Федора Достоевского и всегда актуальном «Оводе» Этель Лилиан Войнич. Герберт Уэллс, проявлявший неподдельный интерес к России, неоднократно посещавший её после событий 1917 года и встречавшийся с Лениным и Сталиным, вполне очевидно, был прекрасно знаком с русской литературой. И, конечно же, с романом «Братья Карамазовы», который изобилует библейскими аллюзиями, в том числе на Книгу Иова. Тем не менее английский писатель подходит к осмыслению библейского повествования особо, в соответствии с собственным восприятием добра и зла в нашем мире.

Что или кто стоит за злом, потрясающим судьбы людей? Почему нечто протекает так, а не иначе? В чем, наконец, смысл жизни, ежели, несмотря на твои праведные поступки, тебя всё равно не минуют сложности и трудности? Об этом задумывается Г. Уэллс, вкладывая свои рассуждения в уста персонажей, которые постепенно подходят к теме бессмертия.

«Наш мир — место испытаний, стимулов и укрепления сил, — говорит один из членов правления школы; за этим кроются все ключи к разгадке. Жизнь в нём «всего лишь первая страница великой книги, которую мы должны прочесть». Она будто «ожидание у порога… перед тем как тебя допустят в более широкую реальность, новую сферу, где все эти жестокости, вся эта путаница, вообще всё будет объяснено, оправдано и расставлено по местам».

Но господин Хас видит в таком объяснении не более чем утешение, которое «навязывается» страдающему миру, «но даже для людей, ошеломлённых горем и поэтому некритически настроенных, такое утешение непригодно». Он потерял сына и не верует в то, что встретится с ним в вечной жизни. «Если Бог есть наверху и в системе вещей, — говорит он, — тогда не только вы и я и мой погибший сын, а и раздавленная лягушка, и разорённый муравейник имеют значение. На этом настаивает тот Бог, что находится в моём сердце». Хас не желает принимать мрачную реальность жизни, рассматривая смерть способом избавления от всех страданий и несправедливостей. «Какая бы глупость или зверство ни творились здесь, вам придется приноравливать к этому идею Бога. Иначе не будет никакого универсального Бога, а только холодное, пустое, жестокое равнодушие… Я не смог бы жить в мире с таким Богом, если бы мне пришлось…»

Вслед за этим он неожиданно произносит: «И всё же я верую в бессмертие!» Только не в бессмертие после смерти, а в вечную жизнь и борьбу в этом мире. Более того, он не желает бесконечной жизни индивидууму с его пороками и слабостями: «Всё персональное бессмертие, о котором вы рассуждаете, это насмешка над нашей личностью. Что есть в нас личного, что может выжить? Что делает нас именно нами самими? Не решают ли все здесь какие-то жалкие мелочи, ничтожные отличия, легкие дефекты?»

Господин Хас подчёркивает, что он всегда учил детей восприятию того, что «если Бог чего и требует от человека, так это высочайшего стремления к сотрудничеству и пониманию». Ведь что может быть важнее в образовании, чем научить детей тому, «что есть человек» и «чем человек может стать», как жить «на этой одинокой маленькой планете среди бесконечных звёзд» и как бороться «с надеждой на победу, но без гарантии».

Помышляя о спасении человечества от голода и невежества, он с сожалением восклицает: «Мы могли бы жить под солнечным светом, в мире и безопасности, а живем в тесноте, холоде, мучительном страхе, потому что находимся в состоянии войны со своими товарищами по человечеству…» А потому своё предназначение господин Хас видит в том, как использовать данную нам свободу и интеллект для служения благу.

Нет, он не считает себя неверующим или разочаровавшимся в Боге. Напротив, «Его воля есть Служба. Он побуждает меня к борьбе, без всякой поддержки, не обещая наград. Он отбирает, не возмещая. Он растрачивает, не компенсируя». И пусть «Бог в моём сердце вовсе не сын никакого небесного отца, а мятежный Прометей, это не колеблет мою веру в то, что он — тот Властелин, ради которого я живу и умру».

Иов нашего времени

Согласимся, устами своего героя Г. Уэллс озвучивает сомнения, которые беспокоили и беспокоят очень многих, даже если люди не желают признаваться в них самим себе, а тем более обсуждать их прилюдно. Приняв тяжелейшие удары, могущие иной раз надорвать и сломить, господин Хас бросает вызов обществу с его традиционными и модернистскими взглядами. Вместе с тем он не перестаёт верить в справедливость и поддержку Бога, не опускает руки и не прекращает борьбу.

Не получая сколько-нибудь убедительных для себя ответов от своих собеседников, он не хочет веровать слепо, только потому, что надо, и не бросается в пучину безбожия. Он настроен скептически, но в то же время полон сдержанного идеализма. В минуты слабости своей он говорит о том, «чего не разумеет». Но разве не так же поступали некоторые из лучших?

Наверное, воспринимать господина Хаса можно по-разному, но для английского писателя он — «Иов нашего времени». Неслучайно в конце концов Хас, поддержанный другими членами правления, остаётся на должности директора школы, и сложнейшая хирургическая операция проходит успешно, и подозрения на злокачественную опухоль не подтверждаются, а главное — он получает телеграмму от своего сына, который оказывается живым в плену.

Обнадёживающая концовка романа учит верить и не отчаиваться, побеждать дьявола внутри себя и ощущать присутствие Всевышнего рядом. И продолжать трудиться во благо людей, бескорыстно, самоотверженно, без оглядки на тех, кто насмехается или не находит в себе смелости поступать так же. И пусть в жизни не всё заканчивается счастливо, искренняя вера и молитва, помноженная на благие дела, способна выправить самую, казалось бы, надломленную судьбу и исправить самую безнадёжную ситуацию. Это многократно проверено и испытано. Это работает.