Свержение шахского режима и приход к власти исламистов в Иране положили начало очередной перекройке социально-идеологической картины мусульманского Востока. Несмотря на то, что в исламском мире отделение религии от государства и утрата ею роли в определении политической стратегии государств произошло позже, чем в Европе, для мировых геополитических акторов ислам всегда оставался источником опасности. Не случайно за столом переговоров в Лозанне одним из главных требований к представителю Мустафы Кемаля — Исмету Инёню — было упразднение халифата в Османской Турции. В 40-60-х годах прошлого века, когда европейские государства лишились своих колоний и полуколоний в Азии и Африке, борьба мусульманских народов за независимость была встречена «с ироничной улыбкой». Запад, считавший главной целью сохранение доступа к ресурсам бывших колоний и отстранение от политического руководства сил, которые могли препятствовать этому, добился установления мандатов и прихода к власти националистических партий. И хотя националистские режимы в арабо-мусульманских странах были склонны к сотрудничеству с СССР, западные политики сумели развязать и этот «узел».
Во время вторжения советских войск в Афганистан в 1979 году была мастерски разыграна «исламская карта»: мусульманство стало объединяющим фактором для различных афганских племён, боровшихся против советской интервенции. С известной терпимостью было воспринято и установление клерикального режима в Иране: исламистский блок в лице Исламской республики и Афганистана должен был противостоять экспансии коммунизма на Ближний Восток. «В 70-е годы XX века проект «Зелёный пояс» президента США Картера дал толчок возникновению в регионе фундаменталистского исламского сопротивления. Доктрина «сдерживания» коммунизма, предложенная президентом Трумэном, получила продолжение на фоне актуальности использования ислама против атеистических Советов» [1].
Наряду с этим западная дипломатия тщательно оценивала перспективы прихода к власти исламистов в соседних странах, и для предотвращения «экспорта» исламской революции ставка была сделана на кемалистов в Турции и режим Саддама Хусейна в Ираке. Последний, хотя и выстраивал дружественные отношения с СССР, в 1982 году был вычеркнут из списка стран, поддерживающих терроризм, и расширил сотрудничество с США, Великобританией и Францией в военной сфере. Предупреждением о растущей «исламской угрозе» стала ориентация президента Пакистана Зия-уль-Хака на исламизацию внутренней и внешней политики. Поэтому массовые аресты после государственного переворота 1980 года в Турции и эскалация Ирано-иракской войны должны были ограничить влияние исламистов в регионе.
Однако самой большой проблемой для Запада оставался коммунизм, и поэтому его вмешательство в «религиозные» настроения в мусульманских странах оставалось сдержанным. Образование палестинского исламистского движения ХАМАС в 1987 году и политический коллапс в Афганистане после вывода советских войск из страны предвещали серьезные изменения в характере идеологической борьбы в регионе. Приход к власти талибов в Афганистане, расширение религиозно-политических свобод в конце 90-х годов в Ираке, исламизация законодательства и общественной жизни в Судане после прихода к власти Омара аль-Башира в 1989 году и, наконец, консолидирующая роль ислама во время двух палестинских интифад наглядно демонстрировали, что по мере ослабевания националистических настроений ислам уверенно возвращает утраченные позиции. «Группировки во главе с «Аль-Каидой», созданные США в собственных интересах, стали головной болью для них самих; «зеленая сыворотка», использованная против «красной угрозы», спустя годы дала побочный эффект» [2].
После событий 11 сентября 2001 года США и их союзники разработали новую военную и идеологическую стратегию, реализация которой началась с военного вторжения в Афганистан. Теоретической основой этой стратегии стала концепция «Большого Ближнего Востока», важное место в которой было отведено доктрине «умеренного ислама». Однако прежде, чем перейти к рассмотрению данного вопроса, целесообразно отметить, что внутри исламского мира отношение к понятию «умеренный ислам» неоднозначно.
Почему «умеренный ислам»?
Существует мнение, что классификация ислама на «умеренный», «радикальный» и «политический» является неприемлемой и противоречит принципам Корана [3]. В этом же духе в августе 2007 г. высказался премьер-министр Турции Р. Т. Эрдоган, назвавший спекуляции об «умеренном исламе» «неуважением и оскорблением нашей религии» [4]. Как отмечают современные исследователи, в отношении мусульман применяют термины и понятия, оказывающие психологическое воздействие на общество и формирующие политические и мировоззренческие стереотипы, не соответствующие объективной реальности.
Турецкий политический аналитик Акиф Чаркчы в своей статье «Чему служит модель умеренного ислама, придуманная глобальными гегемонами?» пишет, что такие понятия, как «исламский террор», «умеренный ислам», «радикальный ислам», придуманные американскими политиками и их союзниками, «служат интересам позитивистов, секуляристов и элитистов. Наводящие страх сценарии террора, насилия и других явлений, не имеющих никакого отношения к исламу, были один за другим разыграны в мусульманских странах, и посредством средств массовой информации, подконтрольных мировой элите, исламу был навязан образ религии, поощряющей насилие и террор и равнозначной радикализму» [5]. Достаточно сказать, что посол США в Турции (в период президентства Джорджа Буша-младшего) Джеймс Джеффри в интервью газете «Сабах» банально разделил мусульман на умеренных и радикалов. На вопрос журналиста, чем он руководствуется при этом, дипломат привёл в пример террористов, прикрывающихся исламом, и простых мусульман, не поддерживающих их [6].
Выражения «умеренный ислам» стало широко использоваться в политическом контексте после событий 11 сентября, когда администрация Джорджа Буша-младшего начала искать партнеров по диалогу в арабо-исламском мире. По времени это совпало с появлением так называемой «доктрины Буша», допускающей развязывание США превентивной войны для обеспечения собственной безопасности и призванной обеспечить Вашингтону мировое лидерство в борьбе с терроризмом. В августе 2004 г. государственный секретарь США Кондолиза Райс анонсировала идеологическую войну против «исламского терроризма», в которую были вовлечены, наряду с государственными институтами, межгосударственные образования, исследовательские центры, средства массовой информации и крупнейшие университеты [7]. Двумя месяцами раньше необходимость «устойчивого демократического прогресса» в исламском регионе была заявлена на саммите «Большой восьмерки», состоявшемся на Си-Айленде. Принятый там документ под названием «Партнерство во имя прогресса и общего будущего с регионом Большого Ближнего Востока и Северной Африки» фактически предоставлял США карт-бланш на осуществление действий, необходимых для «укрепления свободы, демократии и процветания для всех» [8].
Стремление администрации президента Буша активно вмешиваться во внутренние дела суверенных государств там, где это будет возможно, ради торжества демократии и рыночной экономики, однако, вызвали бурные дискуссии об истинной подоплеке «Большого Ближнего Востока». Существует мнение, что этот геополитический проект предполагает переустройство исламского региона от Мавритании до Индонезии, а это свыше 50 государств, в которых, по мнению американцев, «действуют религиозные группы, попавшие под влияние «ваххабитов», мишенью которых являются США» [9].
Однако мы не будем вдаваться в теории заговора и остановимся на концепции «умеренного ислама», поддержанной официальным Вашингтоном для того, чтобы осушить болото «ислама радикального». Основным консультантом американского правительства по идеологической работе в исламском регионе стал стратегический исследовательский центр RAND (аббревиатура от Research and Development).
Эта корпорация занимается изучением вопросов национальной безопасности по заказу американского правительства с начала 50-х годов прошлого века. В 1999 г. было издано первое серьёзное исследование на эту тему Countering the New Terrorism (Лицом к лицу с новым терроризмом), в котором анализируется мотивация, организация и деятельность террористических группировок на рубеже тысячелетий.
В 2003 г. был опубликован доклад Civil Democratic Islam. Partners, Resources, and Strategies (Гражданский демократический ислам: партнёры, ресурсы и стратегии), в котором подчёркивается, что для эффективного влияния на процессы внутри исламского мира необходимо понимать идеологию различных мусульманских течений и иметь среди них партнеров, поддерживающих западные ценности. Авторы документа разделяют мусульман на секуляристов, которые могли бы стать естественными союзниками США на мусульманском Востоке, но по разным причинам «недружественны или даже крайне враждебны к нам»; модернистов, которые фактически «работают на Запад» и разделяют ценности демократического общества, но не имеют широкой социальной базы (помимо адептов «европейского ислама» в эту категорию были отнесены и суфийские интеллектуалы на том основании, что поэзия, музыка и философия суфизма способны выстраивать прочные мосты вне религиозной идентичности); фундаменталистов, которые враждебно относятся к современной демократии и западным ценностям в целом; и традиционалистов, которые в религиозно-правовых вопросах близки к фундаменталистам, но восприимчивы к демократическим переменам и лучше всех остальных групп подходят для продвижения «демократического ислама» [10].
Спустя год был распространен доклад The Muslim World After 9/11 (Мусульманский мир после 11 сентября), в котором исследуются причины политико-религиозных трансформаций и приводится типология современных идеологических течений в различных регионах исламского мира. Авторы 500-страничного документа рекомендуют правительству США, помимо всего прочего, способствовать созданию умеренной исламской сети, представленной мусульманами с либеральными взглядами, и поддержать «умеренные» мусульманские организации гражданского общества, которые пропагандируют современный образ жизни.
В 2007 г. был опубликован двухтомный доклад Beyond Al-Qaeda (После «Аль-Каиды»). В первой его части говорится о всемирном джихадистском движении и главное внимание уделяется «Аль-Каиде», а во второй части рассматриваются исламистские организации в Палестине, Ливане, Египте, Южной Африке, Эритрее и Ираке, а также неисламские террористические организации и антиглобалистские движения. Авторами доклада были обозначены две важнейшие задачи: представить деятельность «Аль-Каиды» как международное преступление и дать новую интерпретацию исламской концепции джихада.
В том же году эксперты корпорации RAND подготовили доклад Building Moderate Muslim Networks (Создавая умеренную мусульманскую сеть), ставший своего рода «дорожной картой» для противостояния «радикальному исламу». Администрации президента Буша было рекомендовано использовать в идеологической войне против исламистских движений опыт борьбы с коммунизмом во времена «холодной войны». Для этого необходимо определить ключевых партнеров среди мусульман, которые смогут противостоять экстремистской идеологии, обеспечить их участие в образовательных программах, телевизионных передачах и религиозном призыве, а также способствовать созданию локальных и региональных сетей «умеренного ислама».
Наконец, в 2008 г. был обнародован аналитический доклад War by Other Means (Война другими методами), в котором ударение делается на то, что для достижения успеха в борьбе с международным терроризмом необходимо помочь «слабым» государствам провести в жизнь политические и экономические реформы, усовершенствовать механизмы принятия решений и усилить безопасность населения и инфраструктуры. Тогда же Кондолиза Райс выступила в журнале Foreign Affairs с программной статьей, в которой ещё раз заявила о готовности США помогать своим союзникам на Ближнем Востоке, включая недемократические государства, для борьбы с «глобальной идеологией насильственного исламистского экстремизма» [11].
«Умеренный ислам» глазами Запада
Критической фазой создания «умеренной» мусульманской сети эксперты правительства США считают выявление среди мусульман групп и течений, через которых можно было бы продвигать взгляды, отвечающие требованиям западного общества. Потенциальными партнерами в этом проекте авторам доклада Building Moderate Muslim Networks видятся три группы: секуляристы, либеральные мусульмане и умеренные традиционалисты, включая суфийские тарикаты.
Секуляристы поддерживают светские законы и государственные институты и разделяют демократические ценности, которые лежат в основе «гражданской религии» западного образца. Некоторые из них весьма толерантны к исламским ценностям, тогда как другие (например, кемалисты в Турции) не скрывают своей враждебности к разного рода религиозным проявлениям. И хотя обе эти группы весьма близки по своей ориентации к западным политическим ценностям, делать ставку на них нельзя, потому что они составляют меньшинство в исламском мире. Кроме того, к секуляристам можно отнести и сторонников авторитарной власти, которые время от времени манипулируют исламскими понятиями в собственных политических целях и допускают сближение с исламистами в борьбе против демократических реформ.
Либеральные мусульмане отличаются от секуляристов тем, что их идеологическая платформа опирается на религиозные ценности (по аналогии с европейскими христианскими демократами), но при этом, по их мнению, эти ценности совместимы с западным пониманием демократии, плюрализма и прав человека. Это убеждение, а также неприятие концепции «исламского государства» является объединяющим для либеральных мусульман самых разных мастей. Поэтому шариат они воспринимают только как свод законов, отвечавших политическим запросам мусульманских правителей конкретной исторической эпохи.
Наконец, умеренные традиционалисты, к которым авторы доклада относят и суфиев, составляют подавляющее большинство мусульман. В отличие от салафитов и модернистов они придерживаются традиционных религиозно-правовых школ (мазхабов), не увлекаются прямой интерпретацией текстов Корана и Сунны и практикуют «культ святых», который «ваххабиты» относят к проявлениям неверия. «Поскольку традиционалисты и суфии подвергаются преследованиям со стороны салафитов и ваххабитов, они являются естественными партнерами Запада в той мере, в которой это диктуют общие интересы».
Что же касается исламистов, под которыми составители доклада подразумевают противников отделения религии от политики, ратующих за построение исламского государства или признания шариата в качестве основного закона, то Соединенные Штаты не могут исключать конструктивного диалога с ними при необходимости, но не должны доверять их умеренной риторике или допускать расширения их социальной базы даже тогда, когда в краткосрочной перспективе они способны удержать потенциальных джихадистов от совершения террористических актов [12].
Таким образом, главными проводниками «умеренного ислама» американские аналитики считают либерально настроенных мусульман и традиционалистов. Примечательно, что в предыдущем докладе Civil Democratic Islam (2003) правительству США было рекомендовано поддерживать в первую очередь модернистов (в том числе суфийские группы) и время от времени секуляристов, предоставляя им широкую платформу для озвучивания и пропаганды их взглядов, избирательно поощрять традиционалистов, которые относительно хорошо совместимы с современным демократическим обществом, препятствовать сближению между традиционалистами и фундаменталистами и энергично выявлять слабые места в позиции последних (такие как коррумпированность, жестокость, неграмотность, неспособность к лидерству и управлению и т. п.), чтобы отдалить от них молодых идеалистов и набожных традиционалистов [13].
Уместно отметить, что один из экспертов корпорации RAND, американский политический аналитик и бывший заместитель Национального совета по разведке Грэм Фуллер в своей книге The Future of Political Islam (Будущее политического ислама) акцентирует внимание на том, что сегодня, когда во многих мусульманских странах авторитетные улемы не имеют возможности свободно высказываться по многим актуальным проблемам, Запад имеет возможность превратиться в «живой центр современной и креативной исламской мысли». Если для прогрессивных мусульманских ученых будут созданы условия для свободной и безопасной научной деятельности в институтах исламской мысли, то они получат возможность переосмыслить роль ислама в секулярном обществе и транслировать свое видение обратно в исламский мир, одновременно «привнося новые смыслы в религиозный импульс на самом Западе» [14].
Как видим, американские эксперты всерьез рассматривают перспективы адаптации ислама к современным условиям — разумеется, под пристальным контролем и руководством западных идеологов, поскольку только модель, отвечающая требованиям США, может обеспечить продвижение их интересов на Большом Ближнем Востоке. Альтернативные мусульманские проекты, пропагандирующие умеренность, такие как «Всемирный центр умеренности», учрежденный Юсуфом аль-Кардави в Кувейте, на эту роль не подходят, потому что традиционные мусульманские представления о месте и значении шариата, роли женщины в семейной и общественной жизни и т. д. не совпадают с идеей «умеренного ислама», о которой мечтает Америка.
Возникает вопрос: какие характеристики «умеренного ислама» приветствуются американскими аналитиками?
В докладе Building Moderate Muslim Networks ключевым критерием определения «умеренности» мусульманина называется принятие демократии в соответствии с нормами либеральной западной традиции. Это может быть безоговорочное признание западных демократических ценностей универсальными или обоснование их мусульманскими священными текстами, но в обоих случаях оно должно исключать концепцию исламского государства, особенно такого, в котором политическая власть сосредоточена в руках самопровозглашенной клерикальной элиты. Наряду с этим особое внимание уделяется таким вопросам, как отказ от традиционного взгляда на шариат, поскольку тот несовместим с либеральной концепцией прав человека (отношение к полигинии, телесные наказания, смертная казнь и т. д.); признание в полной мере прав женщин и религиозных меньшинств (не просто уважительное отношение к их правам, а признание равноправия мужчин и женщин, а также мусульман и немусульман); недопустимость терроризма и незаконного насилия и т. п. [15]
Турция как модель «умеренного ислама»?
В период президентства Джорджа Буша-младшего была предпринята попытка представить Турцию успешным примером имплементации модели «умеренного ислама». Эта инициатива была сдвигом в отношении США к Турции, которая даже после окончания «холодной войны» сохраняла своё стратегическое значение для НАТО. Как признается Билл Клинтон в своих мемуарах «Моя жизнь», в случае сохранения традиций «светской мусульманской демократии Турция может стать для Запада воротами на новый Ближний Восток, а если мир на Ближнем Востоке будет нарушен в результате подъема исламского экстремизма, то стабильная демократическая Турция может стать бастионом на пути его распространения в Европу» [16].
Но после событий 11 сентября представление Турции моделью «умеренного ислама» в значительной мере оправдывало военное и идеологическое вторжение США на Ближний Восток. Ведь успешный опыт построения «умеренного исламского государства» в Турции доказывал бы, что демократия и ислам совместимы, а значит, американская интервенция, пусть даже военная, способна принести демократию уставшим от авторитаризма мусульманским народам. Как заявил в конце 2002 г. заместитель министра обороны США Пол Вулфовиц, «современная Турция демонстрирует, что демократическая система действительно совместима с исламом» [17]. В аналогичном духе высказался президент США Джордж Буш во время своего визита в Анкару, назвавший Турцию «мусульманской страной, одновременно принимающей демократию и верховенство закона» [18].
Однако негативная реакция на такого рода заявления в Турции последовала после того, как государственный секретарь США Колин Пауэлл в интервью немецкому телеканалу прямо заявил: «Нет никаких оснований считать, что ислам не может сосуществовать с демократией. Вот Турция — исламская страна» [19]. В апреле 2004 г. на заседании Американо-турецкого совета в Вашингтоне посол Турции в США Фарук Логоглу категорично заявил, что его страна является светской [20]. В июне того же года премьер-министр Турции Р. Т. Эрдоган во время выступления в Чикаго раскритиковал высказывания конгрессмена Джейн Харман и профессора Принстонского университета Бернарда Льюиса по поводу «умеренного ислама», подчеркнув, что «Турция не является страной, в которой преобладает «умеренный ислам» [21].
Можно предположить, что у американских политиков были и другие причины видеть Турцию «умеренным исламским государством».
Во-первых, ярлык проводника «умеренного ислама» подорвал бы доверие к Турции у большинства мусульман на Ближнем Востоке, что могло бы помешать реализации Турцией собственных геополитических амбиций в регионе.
Во-вторых, рост удельного веса ислама в политической жизни Турции на фоне существующей там демократической прозрачности позволяет предположить, что рано или поздно к власти в этой стране придут исламисты, и для США лучше, чтобы из роль сыграли предсказуемые и лояльные к ним политики.
В-третьих, вовлечение Турции в проект «умеренного ислама» по западному образцу должно было привести к размыванию национальной и религиозной идентичности, а ведь именно опасение того, что унитарная Турция может превратиться в регионального лидера, которым была Османская империя на закате своих дней, является одной из основных причин вынесения на повестку дня вопроса о вступлении Турции в ЕС и затягивания этого процесса на десятилетия.
Однако американский проект по превращению Турции в «умеренную исламскую страну» не оправдал себя ни в теории, ни на практике. Его теоретическая несостоятельность была очевидна хотя бы потому, что само понятие «исламизм» несовместимо с принципом светскости, заложенным в основу турецкой государственности. Что же касается практической стороны, то по мере укрепления своих позиций руководство Партии справедливости и развития начало расширять сотрудничество с ближневосточными режимами и исламистскими организациями, пусть не официально, но открыто демонстрировать мусульманскую солидарность и поддерживать арабов в палестинском вопросе. Ярлык «умеренных мусульман» больше не подходил правительству Эрдогана, и администрация президента Обамы предпочла говорить о Турции как о «демократии со светской конституцией, которая доказывает, что ислам способен сосуществовать с обоими» [22].
Примечания
[1] Altuğ Günal. Böyük Yaxın Şərq layihəsi və Türkiyə. Ege Universitetinin elmi məcmuəsi, 2009. S. 157.
[2] Там же.
[3] Абидуллах Джан. Миф об «умеренном исламе»
[4] 22 Ağustos 2007 tarihli Milliyyet gazetesi
[5] Akif Çarkçı. Küresel hegemonların ılımlı islam modeli neye hizmet eder?
[6] 28 mart 2009 tarihli Sabah gazetesi
[7] Rice Emphasizes Contest of Ideas in War on Terror
[9] Altuğ Günal. Böyük Yaxın Şərq layihəsi və Türkiyə. Ege Universitetinin elmi məcmuəsi, 2009. S. 158.
[10] Benard C. Civil Democratic Islam. Partners, Resources, and Strategies. Santa Monica: The RAND Corporation, 2003. P. 25-46.
[11] Райс К. Переосмысливая национальные интересы США: политический реализм в новых условиях
[12] Rabasa A. and others. Building Moderate Muslim Networks. Santa Monica: The RAND Corporation, 2007. P. 70-77.
[13] Benard C. Civil Democratic Islam. Partners, Resources, and Strategies. Santa Monica: The RAND Corporation, 2003. P. 47-48.
[14] Fuller G. The Future of Political Islam. New York: Palgrave Macmillan, 2003. P. 184-186.
[15] Rabasa A. and others. Building Moderate Muslim Networks. Santa Monica: The RAND Corporation, 2007. P. 66-68.
[16] Clinton B. My Life
[17] Hoagl J. The Turkish Exception // The Washington Post, 8 December 2002
[18] Turkey a model Muslim democracy: Bush
[19] Altunisik M. The Turkish Model and Democratization in the Middle East
[20] 7 nisan 2004 tarihli Radikal gazetesi
[21] 14 haziran 2004 tarihli Radikal gazetesi
[22] David McKeeby. Obama Adds Turkey to Upcoming European Tour. U.S. State Department, 1 April 2009.
