В мировой истории вряд ли найдётся завоеватель, личность которого историки оценивали бы однозначно. Это утверждение в полной мере относится к среднеазиатскому правителю Амиру Тимуру. Его деяния подробно описаны его современниками, но вместе с тем его личность обросла легендами и окружена ореолом таинственности. Выдающийся военачальник и правитель, он создал огромную империю, которая простиралась от Тибета до Малой Азии и оказал огромное влияние на судьбы народов не только Средней Азии, но и Индостана, Европы и Руси. Его разорительные походы привели к упадку Золотой Орды, Делийского султаната и Османской империи. В сочинениях не нуждающегося в особом представлении Карла Маркса подчеркивается, что Тимур «дал своему новому царству государственное устройство и законы, представляющие большой контраст с теми зверствами и дикими разрушениями, которые по его приказам совершали татарские орды». И политика его «заключалась в том, чтобы тысячами истязать, вырезывать, истреблять женщин, детей, мужчин, юношей и таким образом всюду наводить ужас» [Хронологические выписки].

Безусловно, К. Маркс делал свои выводы на основе исторических источников, кишевших сведениями о жестоких расправах и разрушениях, которыми сопровождались походы Тамерлана. Но всё ли было так однозначно?

Страсть к разрушениям или политический прагматизм?

Французский востоковед Луи-Матьё Лангле считал, что Тимуру была присуща «страсть, заслуживающая большого осуждения и которая приводила этого монарха к самым возмутительным поступкам», и проявлялась она в его желании завладеть миром. «...это было, по его мнению, единственным способом сделать людей совершенно счастливыми. Зрелище раздоров, которые терзали государства Азии, плачевное положение народов, притесняемых безжалостными тиранами, укрепляли его в этой идее» [Жизнь Тимура].

В свою очередь известный российский и советский востоковед Василий Бартольд усматривает в жестокости Тимура, «кроме холодного расчёта», также «болезненное, утонченное зверство, что, может быть, следует объяснить физическими страданиями, которые он переносил всю жизнь» [Тимур].

Тем не менее анализ источников о жизни Тимура никоим образом не позволяет говорить, что он страдал какими-либо отклонениями психологического характера. Да и вряд ли его можно было назвать эмоциональным человеком. Интересно, что В. Бартольд в другой своей статье признаёт наличие «в войске Тимура известного рыцарского идеала», хотя не совсем понятно, как данная характеристика Тимурова войска стыкуется с «утончённым зверством» полководца? Не его ли приказам следовали солдаты и эмиры? А может, каждый из упомянутых историками случаев проявлений жестокости нужно рассматривать в отдельности?

Так, по сообщению Шараф ад-Дина Язди, автора полной истории Тимура (первая треть XV в.), в 1387 г. группа смутьянов убила много людей Тимура, которые занимались сбором налогов в Исфахане. «В ту ночь из войска было потеряно три тысячи человек. Те безумные люди после совершения убийств тюрков пошли к воротам, преследовали спрятавшихся людей и поймали их. Так они враждебность довели до предела». Едва Тимур услышал об этом, как в нём «взгорел огонь миросжигающего гнева», и он отдал приказ захватить город. В результате учинённой резни были убиты 70 тысяч человек, и «из этих голов построили башни» [Книга побед Амира Тимура].

Ибн Арабшах также упоминает факт жестокой расправы над жителями Исфахана, отмечая, что убийство сборщиков подати было вызвано тем, что они совершали насилие в отношении жителей города «и в озорстве дошли до такой степени, что даже начали протягивать свои руки до их жён». Когда же известие о случившемся дошло до Тимура, он направился к городу «и приговорил его к разрушению и приказал пролить кровь в городе, растоптать честь женщин, отобрать у них жизнь, разграбить имущество и состояние, разрушить здания, сжечь зерно сжечь также сельское хозяйство, выбросить детей, изранить тела, предать забвению их честь и разрушать обязательство» [Чудеса судьбы истории Тимура].

Весьма жестоко Тимур обошёлся и с Ургенчем, столицей Хорезма, где правила династия Суфи. Шараф ад-Дин Язди пишет, что в 1388 г. войска Тимура преследовали людей Сулеймана Суфи, бежавших из города, «настигли врага и, поймав, многих из них убили и взяли бесчисленное множество добра». Проведя несколько дней в Ургенче, Тимур приказал переселить всё население города и округи в Самарканд, «а сам город разрушили и на его месте посеяли ячмень». Но и на это у Тимура была своя причина. Правитель Хорезма Сулейман Суфи, находившийся в союзнических отношениях с золотоордынским ханом Тохтамышем, принял участие в его походе на Мавераннахр, во время которого разорены пригороды Самарканда и Бухары, а также город Карши на юге [Империя тюрков, с. 480].

Испанский дипломат и путешественник Руи Гонсалес де Клавихо, по поручению короля Кастилии дона Энрике III находившийся во главе посольства в Самарканде в 1404-1405 гг., упоминает о расправе Тимура над «белыми татарами», которые проживали «между Турцией и Сирией» и были побеждены Тимуром во время похода на Дамаск. Те из них, которые попали в плен, были сосланы в «Дамоганскую землю», где они соединились вместе, как прежде, и «начали грабить и разрушать все что находили, и в тоже время подвигались сколько могли, чтобы воротиться в свою землю». Пожелав примерно наказать их, Тимур отправил против них войско, «и все они были убиты, а из голов их царь приказал сложить эти четыре башни; они были построены так, что клали ряд черепов и слой грязи». Всего же, как рассказывали татары, по приказу Тимура в городах и на дорогах было убито более шестисот тысяч «белых татар» [Дневник путешествия ко двору Тимура].

Суровый нрав Тамерлана испытало на себе и Грузинское царство, которое ко времени нашествия Великого Амира достигло наивысшего расцвета. Грузинский дипломат и историк Парсадан Горгиджанидзе пишет, что во время нахождения Тимура в Тебризе грузины напали на Нахичевань и заняли левобережье Аракса. Тимур «был очень разгневан этим известием», и в 1386 г. его войска вторглись в Кахети, где «всех, кого нашли, перебили, церкви разрушили, сады и виноградники вырубили, дома сожгли, а с ореховых деревьев содрали кору» [История Грузии].

Иоанн де Галонифонтибус (обычно отождествляется с Иоанном Султанийским, архиепископом персидского города Султанийи, а иногда — с Джоном Гринлоу, епископом Солдайи), будущий посол Тимура в европейских столицах, отмечает, что грузины «стали очень развратными, и особенно царь, и совершают позорные поступки. Поэтому Господь наказал их и отхлестал их с помощью Тимур-ленга, который нападал на эту страну три раза, грабя и разрушая её, беря в плен её жителей и превратив в руины великолепно построенные церкви, числом более тридцати» [Книга познания мира].

Описывая дальнейшие действия Тимура против Грузии, П. Горгиджанидзе отмечает, что Тимур перезимовал в Карабахе, а с наступлением весны подступил к Тифлису и осадил город. Когда же тюрки захватили городскую стену, а защитники города укрылись в цитадели, царь Баграт V понял бессмысленность сопротивления и, получив клятву о безопасности, прибыл к Тимуру. Великий Амир оказал ему хороший приём и взял его с собой в Карабах, где тот принял мусульманство, как пишет грузинский историк, «по принуждению». Шараф ад-Дин Язди отмечает, что Тимур был настолько доволен обращением грузинского царя в правую веру, что «ввел его в круг своих беков, оказал ему много милости и внимания, обратно вернул ему крепость, ранее принадлежавшую ему. И разрешил ему обратно вернуться в свою область» [Книга побед Амира Тимура].

Однако Баграт V решил обмануть Тимура и, как свидетельствует армянский историк Фома Мецопский, «преисполненный мудрости Святого Духа» попросил у него большое войско, чтобы захватить «всю страну» и обратить грузинские племена «в нашу веру». Когда же Баграт привёл это войско в страну иберов, то повёл его по ущельям и тропам, а сам тайно известил своих сыновей, и те напали на войско чагатая, «внезапно преградив им дорогу, выхватили мечи и перебили многих из них, как говорят, больше, чем двенадцать тысяч и, взяв своего отца, ушли к себе» [История Тимур-ланка и его преемников]. Возмездие не заставило себя долго ждать, и в 1387 г. Тамерлан во второй раз вторгся в Грузию, опустошив земли и разрушив многие крепости.

Ещё один карательный поход против Грузии, состоявшийся в 1395 г., упоминается непосредственно в «Уложении Тимура». После возвращения из похода в Хиндустан стало известно, что «неверные Гурджистана вышли за пределы дозволенного». Не желая медлить, чтобы «не открылся путь для восстания и других злоумышленников из тех мест», Великий Амир овладел крепостями Сиваса и Грузии, «находившихся там людей предал мечу».

Как видим, за Тимуровой жестокостью просматриваются вполне определённые причины, что позволяет Герману Вамбери считать вдвойне ошибочным мнение тех, кто называет Тимура «диким, своевольным тираном». В свою очередь он характеризует его как «азиатского воителя», который применял «победоносное оружие по обычаю своего времени». Даже «гнусные деяния и опустошения», в которых его упрекают враги, становились «возмездием за какое-нибудь преступление, правда, слишком строгим, но всегда справедливым» [История Бухары, т. 1, с. 220].

А вот насколько историки прошлого обращали внимание на причины такого рода, сохраняя их для современников и будущих поколений, зависело уже от целей, которые они ставили перед собой. Тот же Фома Мецопский, поведавший о двуличии Баграта, говорит о Тимуре в однозначно негативных тонах. По словам армянского историка, это был человек «безжалостный, бессовестный и свирепый, преисполненный великой злости, гнусности и тайн клеветника-дьявола».

Происхождение столь нелестной характеристики, вероятно, объясняется тем, что в 1387 г. Тимур направился «в страну Араратскую», где убил епископа, а «остальное множество верующих [христиан] было подвергнуто мучениям и пыткам; многолюдную Армянскую область они голодом, мечом, пленением, неимоверными терзаниями и бесчеловечным своим обращением превратили в пустыню». Похожие эпитеты историк использует при описании похода 1395 года, когда Тимур разорил города восточной Анатолии, где также проживали армяне. Войска Тамерлана оставили страну «разрушенной, пустующей и разграбленной», уведя великое множество пленных, а среди тех, кто избежал пленения, распространился голод [История Тимур-Ланка и его преемников].

По мнению советского и узбекского историка Бориса Лунина, текст Фомы Мецопского «преисполнен лютой ненависти и злобы к Тимуру и от начала до конца насыщен грозными проклятиями и самыми нелестными эпитетами в его адрес», по той лишь причине, что Тимур совершил поход «на родину Фомы Армению». В любом случае, резюмирует он, сочинение армянского летописца «относится к числу тех враждебных турецких, арабских, армянских, грузинских и других источников, лейтмотив и красная нить которых — повествование о разрушительных походах Тимура и о ходе борьбы против него» [Общественные науки в Узбекистане, 1992, № 9-10, с. 68].

Примерно в таком же духе характеризует Великого Амира Ибн Арабшах, историк и путешественник, который, будучи подростком, вместе с семьёй попал в плен к Тимуру и был уведён в Самарканд. «Изменчивый мир повернул свой лик Тимуру, который, став правителем, ветром промчался по земле, заполонил мир беспорядком, погубил поля и огороды, потомство, — пишет он. — Тимур сначала покорил себе благочестивую землю, построив из песка дворец, потом пропустил сквозь меч знатных и великих людей и, искупавшись в их крови, очистил себя таким образом» [Чудеса судьбы истории Тимура].

Очевидно, у арабского писателя были причины для столь негативной оценки жизнедеятельности Великого Амира. Как пишет Александр Якубовский, всё увиденное и пережитое Ибн Арабшахом в детские и отроческие годы предопределило его отношение к Тимуру, «которого он ненавидел со всей страстностью своей незаурядной натуры». К походам Тимура, его «грабительской и захватнической политике» он относился «глубоко отрицательно, что сказалось на всей его книге». Хотя Ибн Арабшах «нигде не отказывает Тимуру ни в уме, ни в организаторском таланте, ни в военном гении» [Тимур].

Башни из черепов?

Однако же о неимоверной жестокости Великого Амира пишет и Шараф ад-Дин Язди, придворный хронист эмира Шахруха, младшего из сыновей Тамерлана, которого трудно заподозрить в желании очернить последнего. В своём труде он ссылается на свидетельства очевидцев и раннюю хронику Низам ад-Дина Абд аль-Васи Шами, которая была составлена при жизни Тимура. Описывая поход государя в сторону Буста, он упоминает завоевание крепостей Хазарбара и Дахна, жителей которых изрубили, а из их голов построили башни, «чтобы отсюда взошло Солнце победы и огласило всему миру о победе, чтобы остальные были покорными Сахибкирану». Ещё одно упоминание башен из отрубленных голов встречается в контексте покорения Исфахана, где число убитых Язди оценивает в семьдесят тысяч [Книга побед Амира Тимура].

Такие шокирующие подробности походов Тамерлана привели к тому, что в сознании современного человека башни из черепов устойчиво ассоциируются именно с ним. В то же время непринуждённый тон, с которым описывает эти жуткие картины биограф Сахибкирана, позволяет предположить, что в те времена они не были чем-то исключительным. Другое дело, что некоторыми авторами эти события явно преподносились в сильно преувеличенном формате. Так, описывая завоевание Тимуром Дамаска, Фома Мецопский сообщает, что его войско состояло из 700 тысяч человек, и каждому было приказано под угрозой казни принести одну отрубленную голову, чтобы соорудить из них семь башен. Опасаясь гнева государя, его воины казнили всех мужчин, а когда не осталось мужчин, то стали отрубать головы женщинам. При этом историк опирается на рассказ «духовного сына нашего Мхитара из города Вана» [История Тимур-Ланка и его преемников].

Можно ли верить этому рассказу? Можно ли вообще представить войско из 700 тысяч человек, которых нужно кормить и обеспечивать на протяжении многих недель? И проживало ли столько человек в Дамаске и его окрестностях? Нет, цифры, приведённые армянским историком, представляются явно преувеличенными. Как и пересказ Де Клавихо о том, что воины Тимура уничтожили более шестисот тысяч «Белых Татар».

В этой связи уместно замечание Николая Рериха о необходимости критического подхода к некоторым устоявшимся историческим оценкам. По его мнению, «многое должно быть пересмотрено будущими летописцами. Даже пресловутая кровожадность Тимура, может быть, будет переоценена. Кто знает, может быть, великий завоеватель вовсе не был настолько жестоким. Известно, что он насаждал духовные общества дервишей и заботился о духовном образовании своих воинов» [Листы дневника].

Ну а в марте 1926 г., во время первой Центрально-Азиатской экспедиции, Николай Рерих писал следующее: «Не был ли Тамерлан великим дезинфектором? Он разрушил много городов. Мы знаем, что значит разрушить глиняные городки, полные всякой заразы. Вот мы проехали двенадцать городов. Что можно сделать с ними? Для народного блага их нужно сжечь и рядом распланировать новые селения. Пока догнивают старые, трудно заставить людей обратиться к новым местам» [Алтай — Гималаи].

Весьма любопытное наблюдение, которое, что вполне естественно, родилось в ходе длительной археологической экспедиции, а не в тёплом рабочем кабинете, из которого некоторые историки оценивают события прошлых веков. С другой стороны, разве до или после Тимура в мировой истории не было примеров того, как правители «цивилизованных» государств отнимали сотни и даже тысячи жизней для достижения великих побед или просто для устрашения?

Разве Карл Великий не устроил Верденскую резню, казнив 4500 участников мятежа в Саксонии? Разве Василий Болгаробойца не ослепил 15 тысяч болгар после победы над ними при Беласице? А бессмысленная бойня, учинённая крестоносцами на улицах Иерусалима после взятия города? По самым заниженным оценкам европейских историков, тогда было убито около 10 тысяч горожан, причём убивали всех подряд: мусульман, христиан, евреев. А сколько мирных жителей стали жертвами карательных бомбардировок во время Второй мировой войны? Операция «Гоморра» в Гамбурге унесла жизни 50 тысяч человек, ещё 200 тысяч были ранены или обожжены, и 74% всех городских строений были разрушены. Уже под конец войны случилась бомбардировка Пфорцхайма, которую англичане снимали на плёнку, и тогда жертвами огненного смерча стали по меньшей мере 17600 человек. И едва ли какие-либо массовые убийства в истории сравнятся по своим масштабам с атомными бомбардировками Хиросимы и Нагасаки. Согласно данным Фонда исследований эффектов радиации (RERF), общее количество погибших составило от 90 до 166 тысяч человек в Хиросиме (от 20 до 40% населения) и от 60 до 80 тысяч человек — в Нагасаки (от 20 до 35% населения).

И в наше время, отмеченное болезненной заботой о правах человека с особо трепетным отношением к разного рода меньшинствам и отклонениям, мало что изменилось. Ковровые бомбардировки городов, точечные ракетные удары по больницам и школам, применение химического оружия и фосфорных боеприпасов — всё это стало обыденной реальностью, которой теперь никто не удивляется и которая едва ли получает соответствующую правовую оценку. И нет счёта погибшим, раненым, оставшимся без крова и беженцам, среди которых, естественно, женщины, старики и дети. Можно ли считать эти акты насилия более гуманными, чем те, которые совершались в Античности, Средневековье или Новом времени? И можно ли оправдывать ими насилие, совершённое тем или иным правителем в какую-либо эпоху?

Нет, мы говорим об этом не для оправдания проявлений жестокости со стороны Тимура. Однако рассматривать личность этого выдающегося правителя через призму только таких его деяний неправильно и неисторично. Походы Тимура имели далеко идущие последствия, его потомки ещё почти сто лет правили в Самарканде, а Мухаммад Бабур основал могущественное государство в Хиндустане, которое просуществовало до 1858 года. Вместе с тем Золотая Орда, потерпевшая поражение от войск Тимура, так и не смогла оправиться от этого удара, что привело к усилению Московского княжества. Поражение османов под Анкарой дало передышку Византии и Венгрии, а также повлекло за собой глубокую трансформацию всего Османского государства.

Разумеется, Великий Амир не мог знать и предвидеть всего этого. Обстоятельства требовали от него принятия немедленных решений, и он делал то, что считал наилучшим для своего царства и своих воинов. В созданной им империи были установлены справедливые порядки, которым подчинялись и простолюдины, и знатные феодалы, процветали ремёсла, науки и искусства, развивались поэзия и литература. Венцом созидательной деятельности Тимура был Самарканд, куда были свезены тысячи мастеров и ремесленников из разных стран. Сахибкиран видел свою столицу центром мира, и для достижения этой цели он не щадил ни своих сил, ни своих подданных. Но это уже другая история и тема для отдельного исследования.