Крымский сценарий для Астаны?

"Однажды при встрече в Москве с Б. Ельцин говорит мне: «Отдайте Тенгиз России». Я посмотрел на него, вижу, не шутит. Отвечаю: «Ну, если Россия отдаст нам Оренбургскую область, ведь Оренбург был столицей Казахстана»" (из книги Нурсултана Назарбаева "Казахстанский путь") (1).

Кто следующий — в очереди на высказывания?

На прошлой неделе мировые СМИ в один голос заговорили о геополитической "перепалке" между Астаной и Москвой. Некоторые эксперты даже расценили ответ Нурсултана Назарбаева как знаковый во взаимоотношениях между двумя государствами. Но стоит ли так далеко заходить в оценках случившегося? Отвечая на этот вопрос, обратимся сперва к хронологии событий.

24 августа президент Казахстана в интервью телеканалу «Хабар» оценил независимость страны как "самое дорогое сокровище, за которое боролись наши деды". Развивая эту мысль, он подчеркнул невозможность пребывания государства в "составе организаций, которые представляют угрозу независимости Казахстана", в том числе в Евразийском экономическом союзе — в случае невыполнения установленных договором правил (2).

Акцентировав внимание на этих высказываниях, большинство СМИ проигнорировали мысль Н. Назарбаева о том, что при законодательном запрещении всех языков, кроме казахского, государство ждет "судьба Украины". Нужно ли насильно приводить всех к казахскому языку, задался он вопросом, чтобы в кровопролитии лишиться независимости? (3).

Ну а 29 августа президент РФ Владимир Путин, назвав Казахстан наиболее близким стратегическим союзником и партнером России, подчеркнул уникальность казахстанского опыта государственного строительства "на территории, на которой государства не было никогда". В этом контексте была выделена исключительная роль Н. Назарбаева в становлении и самом существовании независимого Казахстана. "У казахов не было государственности никогда, — конкретизировал В. Путин. — Он ее создал" (4).

Этот обмен высказываниями двух президентов дал повод журналистам представить происшедшее как трещину в казахстано-российских взаимоотношениях. Не остались в стороне от вспыхнувшей дискуссии и политики обоих государств, попытавшиеся нивелировать возникшие противоречия. Глава внешнеполитического ведомства РФ Сергей Лавров, в частности, указал на признание В. Путиным роли Н. Назарбаева в инициации "процесса евразийской интеграции" и его огромного вклада "в укрепление и развитие казахстанского государства" (5).

Возможно, развитие событий в вышеописанном ключе можно было бы назвать неким недоразумением, если бы не плохо завуалированные взаимные месседжи. Но на пустом ли месте они появились?

Как быть с подводными течениями?

В 1990 году не нуждающийся в особом представлении Александр Солженицын писал, что Казахстан составлен из "южной Сибири, южного Приуралья да пустынных центральных просторов" и что казахов в этом "раздутом" образовании "заметно меньше половины" (6). Пожалуй, уместно добавить, что доля русского населения Казахстана, согласно различным источникам, составляет 22-24% от общего числа жителей, но в российско-казахстанском приграничье русские составляют около 50%, а в ряде районов — большинство.

Естественно, в тот период казахстанская общественность бурно отреагировала на высказывание российского гуманиста, но последовавшие за тем события вытеснили эту тему с повестки дня. Она получила продолжение лишь спустя много лет. В 2008 г. завотделом проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа РФ Сергей Маркедонов заявил о спорности южной части Кыргызстана и северного Казахстана (7).

В 2010 г. глава Русской православной церкви Кирилл, говоря об укреплении казачьей солидарности в "странах-наследниках Святой Руси", назвал среди них и Казахстан, Украину, Беларусь и Молдову (8). Патриарх Кирилл отметил важность не только сохранения этими центрами своей самобытности, но и развития связей "с другими столицами единого духовно-культурного пространства Русского мира" (9).

В 2013 г. редактор интернет-издания «Спутник и погром» Егор Просвирнин, занимающийся "одним очень мерзким делом" и зовущий "Русь к топору" (по меткому выражению Ярослава Грекова) (10), назвал Северный Казахстан "географическим и демографическим продолжением Сибири", дескать эта территория была присоединена к Казахстану "незаконно, вопреки всякой логике, морали и нравственности" (11).

Наконец, в этом году дискуссия вокруг Северного Казахстана приобрела качественно новый оборот. По результатам прошедшего в марте 2014 г. "Крымского референдума", МИД Казахстана выступил с довольно обтекаемым заявлением. С одной стороны, Астана охарактеризовала референдум как свободное волеизъявление жителей автономии и с пониманием отнеслась к решению Кремля "в сложившихся условиях". С другой стороны, подчеркнув приверженность страны "фундаментальным принципам международного права", Казахстан выступил "за мирные формы выхода Украины из кризиса" путем переговоров "под эгидой ООН и других авторитетных международных организаций" (12).

По всей видимости, озвученная позиция не удовлетворила Москву и 9 апреля глава ВС Хакасии Владимир Штыгашев, обрисовав Восточно-Казахстанскую область как рудный Алтай, подчеркнул нахождение последнего "всегда" в составе России (13). Для получения разъяснений в казахстанский МИД незамедлительно был приглашен российский посол Михаил Бочарников, а уже 11 апреля внешнеполитическое ведомство России расценило высказывания "некоторых представителей российских региональных органов власти по поводу исторических аспектов российско-казахстанских отношений" как безосновательные (14).

Однако ситуация набирает обороты, и недавние дополнения об уголовной ответственности за сепаратизм в Уголовном кодексе Казахстана уже не кажутся случайными (15). В российско-казахстанских взаимоотношениях отчетливо просматривается присутствие "легковоспламеняющихся" моментов, которые могут вспыхнуть в нужный для заинтересованных сторон момент. Окажется этот сценарий жизненным или нет — покажет время. Но в свете последних событий возникновение "центрально-азиатского Крыма" — проект далеко не фантастический.