Мы уже выяснили, что идеологическая близость властей различных государств совершенно не гарантирует их реального союзничества. Да и что такое союзничество? Для русскоговорящего человека союзник — практически то же самое, что и друг. Между тем союз — это всего лишь соглашение сторон ради достижения каких-либо совместных целей. Просто и понятно, никаких эмоций. До революции в русском языке синонимом “союза” было “товарищество”, которое также несло чисто деловой, прагматический смысл. Ни о какой дружбе речи не шло. Не говоря уже о каких-либо обязательствах вне рамок достигнутого соглашения.
Но большевики, пришедшие к власти в России в 1917 году, монополизировали право на употребление слова “товарищ” как на форму внутрипартийного обращения. Как следствие, слова “товарищ” и “союзник” приобрели новую смысловую нагрузку. Мало того, слово “союз” было фактически сакрализовано в самом названии страны — Союз Советских Социалистических Республик.
Также в этом направлении потрудилась советская пропаганда, которая в годы войны преподносила союзников по антигитлеровской коалиции не иначе как верных друзей, а дальнейшее более чем логичное охлаждение отношений между вчерашними союзниками — как коварное предательство. И это окончательно внесло разлад между истинным смыслом понятия “союз” и представлением о нём в советском массовом сознании.
Подобное понимание, а вернее — непонимание, сути терминов и вводит людей в заблуждение. Особенно при рассмотрении союзов политических и межгосударственных. Эмоциональное восприятие берёт верх над рациональным, и люди начинают оценивать действия участников исторического процесса морально-этическими категориями “дружбы” и “предательства”. А это категорически неверно.
Исходя из такого понимания, давайте вернёмся к взаимоотношениям между Советским Союзом и китайскими коммунистами в период становления КНР. Был ли Сталин, а в его лице весь СССР, “союзником” Китайской Народной Республики и лично Мао Цзэдуна? Безусловно. При этом, как мы убедились, со стороны СССР это союзничество было весьма прагматичным и совершенно не таким, каким его представляла пропагандистская машина обоих участников процесса.
Но значит ли это, что “китайские товарищи, искренне преданные делу коммунизма”, шли вперёд с предложениями дружбы и мира, а советские интриганы использовали их в своих целях? Конечно же, нет. Мао Цзэдун преследовал только свои интересы. Для того чтобы понять это, достаточно отследить, как менялось его отношение к СССР. Причём принимая во внимание, что, несмотря на все декларации о приверженности коммунистической идее, Мао никогда не был коммунистом. И все заинтересованные стороны прекрасно это знали.
Так, президент США Франклин Рузвельт сказал Патрику Харли, которого назначил послом в Китай: “Когда тебе там придётся иметь дело с коммунистами, не обращай внимания на это слово. Эти люди не коммунисты, они просто себя так называют”.
Собственно, сам Мао Цзэдун этого особо и не скрывал. Когда в мае 1943 года появилось заявление о самороспуске Коминтерна, он тут же решил переименовать “коммунистическую” партию Китая в “народную”. Переименование не состоялось только потому, что Сталин это категорически не одобрил. Но факт сам по себе весьма примечательный, и выводы были сделаны.
П. П. Владимиров, военный корреспондент ТАСС, а по совместительству — личный представитель Сталина, в своих донесениях ставил Мао Цзэдуна в один ряд с Чан Кайши: «Два националиста с разных позиций одержимы идеей власти».
Любопытно здесь то, что национализм Мао был ярко окрашен принципиальным антисоветизмом, основанным в первую очередь на неприятии истории взаимоотношений Китая и Российской империи. Лю Цзечэн в своей книге “Мао Цзэдун юй Сыдалинь” приводит слова Мао: «СССР не таков, как мы. Во-первых, царская Россия представляла собой империализм; во-вторых, затем пришла Октябрьская революция, в результате чего многие люди в СССР очень уж возгордились; они очень высоко подняли свой хвост».
Неприязнь Мао Цзэдуном России иногда принимала формы прямо-таки анекдотические. Так, в январе 1950 г. Мао побывал в Ленинграде. При посещении Эрмитажа ему не удалось посетить Китайский зал, который был на ремонте, и тогда Мао сказал своему переводчику: «На самом деле им просто неудобно открывать этот зал, им стыдно показывать его нам! Ведь подумать только, сколько награбила в Китае царская Россия!»
Для того чтобы считать, что Сталин, руководитель державы, равной которой в то время были только США, стыдился лидера второстепенной страны за дела давно минувших дней, нужно было иметь очень своеобразное чувство юмора.
Тем не менее Мао искренне считал, что СССР, как преемник Российской империи, задолжал Китаю и долги эти следовало забрать любым путём, не попав к тому же в зависимость от Сталина. В свою очередь в Кремле прекрасно понимали суть союзных отношений с “братской” китайской компартией, не поддаваясь на дипломатические и пропагандистские уловки. П. П. Владимиров писал Сталину: «Мао Цзэдун рассматривает СССР не в качестве идейного союзника и друга, а как попутчика, которого следует любыми средствами “доить”».
Причем “доить” СССР Мао собирался вне зависимости от положения дел на фронтах Второй мировой войны. В 1941 г. он потребовал от Советского правительства оружие. Много оружия. И это в тот момент, когда в СССР каждая винтовка была на счету, когда Сталин поштучно распределял оставшиеся противотанковые ружья для отправки на фронт и своими руками раздавал кремлёвским функционерам немногочисленные автоматы “Томпсона”. Естественно, эти требования отклонили, отмахнувшись от “Великого Кормчего” как от надоедливой мухи. В результате Мао пошёл на разрыв идейных связей с ВКП(б), тем более что победа Германии представлялась тогда делом решённым.
Однако СССР устоял, а вот положение Мао Цзэдуна, напротив, резко ухудшилось. Стало понятно, что ему не победить Чан Кайши своими силами. Поэтому Мао принял на вооружение новую стратегию — втянуть Советский Союз в китайский конфликт как можно глубже, чтобы заставить СССР воевать одновременно с Чан Кайши и японцами, а самому тем временем укрепиться, расширив территории за счёт гоминьдана.
Мао играл свою игру, Сталин — свою. В 1943 году, когда возникла угроза захвата Особого района, контролируемого коммунистами, войсками центрального правительства Китая, Мао Цзэдун обратился за помощью к Сталину, всячески подчеркивая свою лояльность, и попросил остановить Чан Кайши. Москва “приняла меры”, и руководители гоминьдана публично отказались от намерения вторгнуться в Особый район. Мао был спасён. А гражданская война в Китае продолжилась, что уже совпадало с долгосрочными интересами Сталина. Каждый получил своё.
15 августа 1943 г. в рамках своей новой стратегии Мао Цзэдун заявил: «Мы честно и активно боролись с японской армией, не получая ни от кого никакой помощи. Гоминьдану помогали Советский Союз, Англия и США. Лучше мы накопим силы, разгромим Чан Кайши, захватим власть в Китае, и тогда с поддержкой указанных стран разгромим японских захватчиков».
После этого заявления стало ясно, что сражаться с японцами Мао не намерен. Он рассматривал мировую войну лишь как благоприятный момент для расширения зоны своего влияния. Причём не своими силами, а силами противоборствующих сторон, стараясь поживиться на столкновениях войск Чан Кайши и японцев.
Мао действовал так: там, где японцы наносили поражение гоминьдану и позиции центрального правительства слабели, власть немедленно захватывали отряды коммунистических партизан, а “союзников” по единому антияпонскому фронту при необходимости добивали без малейших колебаний. Тактика оказалась весьма эффективной. Но всему на свете приходит конец, и 2 сентября 1945 г. на борту линкора “Миссури” был подписан Акт о безоговорочной капитуляции Японии. А затем и Советская Армия ушла из Маньчжурии, оставив за собой горы оружия и ничего, кроме оружия.
В результате гражданская война в Китае перешла на новый уровень. Армия Чан Кайши, более многочисленная, лучше экипированная и гораздо лучше подготовленная, чем разношерстное ополчение Мао Цзэдуна, перешла в решительное наступление. В ответ Сталин, выждав приличествующее время, начал снабжение войск Мао оружием. Но ровно в тех объёмах, чтобы не дать гоминьдану окончательно разгромить коммунистов.
Сталин обоснованно связывал будущее Китая с Чан Кайши. После окончания Второй мировой войны все жизненные артерии Китая как в области политики и экономики, так и в военной сфере находились под контролем гоминьдана, который пользовался поддержкой и помощью со стороны США. Мао Цзэдун же держался исключительно за счёт поддержки СССР. При этом советская дипломатия уверяла Вашингтон в том, что в Москве не считают Мао лидером, способным взять под свою власть весь Китай. Одновременно Сталин прощупывал американцев на предмет разделения Китая: север — коммунистам, а юг — гоминьдану.
Мао всё понимал, но мало что мог поделать. Делая хорошую мину при плохой игре, он утверждал, что потребуется ещё год или два для того, чтобы “мы были в состоянии” целиком политически и экономически овладеть Китаем и что до этого гражданская война закончиться не может. Всё шло по плану Сталина, и помочь Мао достичь своей цели мог только союз с другим могущественным государством.
В СССР такую возможность рассматривали всегда и всерьёз. Военный разведчик Н. Н. Риммар, активный участник тех событий, писал по поводу попытки переименования китайской компартии: «Не была, не будет эта партия, по мысли Мао Цзэдуна, коммунистической. И, кроме того, готовился он к союзу с американцами. Тем другое название партии больше по душе. В общем, прикидывал будущее председатель ЦК КПК, готовился…»
В Кремле не питали никаких иллюзий относительно намерений своего “союзника” и делали что могли, чтобы не дать ему перебежать на другую сторону. Но Мао всё-таки договорился с американцами. Показателем этого стал ультиматум спецпредставителя президента США Джорджа Маршалла. Он потребовал от Чан Кайши остановить наступление его войск.
Растерявшийся генералиссимус предложил было американцам создать в Северной Маньчжурии маленькое коммунистическое государство для Мао, ненароком озвучив идею Сталина. В результате ему пришлось записать в дневнике: «Во время нашей беседы Маршалл был в ярости». Более того, в дальнейшем президент Трумэн лично разъяснил Чану, что если тот немедленно не заключит с коммунистами перемирия и не усядется за стол переговоров, то США лишат гоминьдан поддержки в любой форме и отведут от китайского побережья 7-й флот.
Чан Кайши согласился на всё, но судьба Китая уже была решена. Мао Цзэдун получил реальную возможность завершить войну триумфальной победой, которой не преминул воспользоваться. К вящему удовольствию американцев, которым, в отличие от СССР, не нужна была гражданская война в Китае. Им было нужно мощное централизованное государство на Дальнем Востоке, способное противостоять как Советскому Союзу, так и Англии с Францией. Трумэн и Маршалл нашли силу, способную осуществить эти планы. И вот тут возникает самый интересный вопрос.
ПОЧЕМУ США СДЕЛАЛИ СТАВКУ НА МАО ЦЗЭДУНА, А НЕ НА ЧАНА КАЙШИ?
Читайте по теме: Дружил ли Сталин с Мао Цзэдуном?
