На пути к войне

С началом Первой Балканской войны Россия вновь подняла вопрос о проведении Стамбулом реформ в тех регионах Османской империи, где компактно проживали армяне. На первый взгляд, это было неожиданным, так как в предшествующий тому период российские власти предпринимали значительные антиармянские шаги внутри страны. Но теперь у Петербурга были свои причины вернуться к старому формату восприятия «армянских чаяний».

По словам российского министра иностранных дел в 1910-1916 гг. Сергея Сазонова, Россия в «целях ослабления» Османской империи «считала государственной своей задачей поддержку армян в Турции», и вследствие этого, «с высочайшего соизволения русская дипломатия, начиная с 1912 г., предпринимает самые энергичные шаги в интересах введения реформ в Турецкой Армении» [Докладная записка Совету Министров по Армянскому вопросу // Арм. вестник, 1998. № 3-4. С. 188-190].

Судьба османских армян мало волновала российский престол, и «армянский фактор» использовался Петербургом лишь с целью ослабления Османской империи. Но если геополитические устремления России в восточном направлении были настолько очевидны, почему этому не воспротивились британцы и французы, патронировавшие в тот период «армянское движение»?

Как представляется, еще большую обеспокоенность в Лондоне и Париже вызывало расширение политико-экономического присутствия в Османской империи Германского рейха, и поддержка Россией «армянских реформ» должна была привести к ослаблению позиций Германии, как союзника османов.

С другой стороны, вполне естественным выглядит вопрос, почему Англия и Франция сами не инициировали очередной виток «армянского вопроса». Ответ на этот вопрос можно найти в словах германского морского министра Альфреда фон Тирпица, считавшего выстраивание взаимоотношений с Россией на основе принципов Бисмарка «главным условием успешной внешней политики» на тот период. «Мы должны были установить пункты, в которых неизменные интересы России не сталкивались с такими же интересами Германии, и пойти России навстречу» [Воспоминания].

Следовательно, в случае активизации армян в приграничье Россией по инициативе Лондона и Парижа, Берлин и Петербург могли бы увидеть друг в друге союзников. А уж этот тандем становился для Франции и Англии, если и не непреодолимым, то труднопроходимым. Так что интересы Британии, Франции и России по ограничению политического влияния Германии на ближневосточном направлении на данном этапе совпали.

Естественно, в Германии внимательно наблюдали за развитием событий вокруг Турции, и в 1913 г. ответственные посты в османской армии заняли десятки немецких генералов и офицеров. Приоритеты Берлина в тот период довольно четко определила одна из наиболее влиятельных деятелей европейского коммунистического движения, немецкий социал-демократ Роза Люксембург. Преждевременный распад Османской империи, писала она, вызвал бы «грандиозное увеличение сил России и Англии, а также и укрепление государств Средиземного моря», и поэтому в интересах немецкого империализма сохранить «неделимость» Турции до тех пор, пока она, «разложенная внутри немецким капиталом», не «упала бы, как спелый плод, в лоно Германской империи» [Кризис социал-демократии].

Р. Люксембург соглашается с теоретиком германской стратегии на Ближнем Востоке Паулем Рорбахом, считавшим, что расчленение Османской империи обернулось бы «большим ущербом» для Германии, которая лишена прямой связи с Востоком. «Немецкая Малая Азия или Месопотамия могут стать действительностью» лишь в случае принуждения, по меньшей мере, России и Франции «к отказу от своих существующих в настоящее время целей и идеалов» [Кризис социал-демократии].

Понимание этого, разумеется, присутствовало и у их геополитических конкурентов. Как пишет тот же С. Сазонов, для осуществления «известного под сокращенным названием «Гамбург-Багдад» грандиозного политического замысла», Берлину «надо было наложить руку на Константинополь», которому суждено было «стать главным распределительным пунктом для того огромного торгового движения, которое неразрывно связывалось с представлением о прямом пути из Немецкого моря в Месопотамию и к Персидскому заливу» [Воспоминания].

Для Петербурга распространение своего влияния на Малую Азию имело не меньшее значение. После поражения в Русско-японской войне в России сложилось понимание того, что подлинные интересы государства лежат не в тех далеких территориях, которые, по словам общественного и государственного деятеля Петра Струве, были недоступны «реальному влиянию русской культуры». Для обеспечения экономической мощи России «есть один путь: направить все силы на ту область, которая действительно доступна реальному влиянию русской культуры», и это — бассейн Черного моря, богатый людскими ресурсами, углем и железом [Великая Россия].

Но в то время, как часть властного истеблишмента обсуждала возможность создания автономной Армении в рамках Османской империи, другие выступали за аннексию турецкой территории, населенной армянами. В частности, член Госсовета России Владимир Вернадский называл это «самым оптимальным решением», должным связать «армянскую интеллигенцию с русскими интересами». Редактор газеты «Речь» Иван Петрункевич, считая несомненным продвижение Западом собственных интересов «в автономной Армении», также ратовал за аннексию Россией этой территории, что становилось выгодным «в торговом и в военном отношении» [Юлия Девятова. Дживилеговская Армения // Армянский вестник, 2001, № 1-2].

Однако чаяния чаяниями, а для постановки перед османскими властями проблемы «армянских реформ» нужен был хотя бы формальный повод. Как и в недалеком прошлом, кстати пришлись «просьбы с мест», которые стали поступать в Петербург. Так, в депеше на имя С. Сазонова российский посол в Османской империи Михаил Гирс ссылался на призыв католикоса всех армян к России, как «к исконной защитнице христианских народов на Востоке», «именем Бога» умоляющего «взять под свое покровительство многострадальный армянский народ, живущий в Турецкой Армении» [Депеша М. Гирса министру иностранных дел России Сазонову от 26 ноября 1912 г.].

Параллельно в российской печати была развернута пропаганда необходимости помощи «беззащитным армянам» извне с последующим вводом иностранных войск и освобождением от «османского ига». Затем «Дашнакцутюн» заявил об окончательном разрыве с младотурками, а в опубликованном в 1913 г. в Париже воззвании армянской партии «Гнчак» правительства и народы европейских стран призывались «предоставить возможность армянскому народу взять в свои руки политическую судьбу страны». Османские власти охарактеризовали данный демарш как измену родине, а Лев Троцкий подчеркнул, что «вновь было сделано косвенное обращение через голову Турции к общественному мнению Европы» [Перед историческим рубежом. Балканы и балканская война].

Продиктованные Петербургом шаги армян, в частности, обсуждавшийся летом 1913 г. в селении Ени-Кёй проект армянских реформ, включавший образование армянской автономии, вызвали обеспокоенность Берлина. С целью «мягкого» привлечения армянских симпатий на свою сторону под руководством востоковеда Иоганна Лепсиуса было создано Немецко-армянское товарищество и основан журнал «Месроп».

Однако Россию уже было не остановить. 26 января 1914 г. Петербург вынудил османские власти подписать соглашение об армянских реформах, которое предусматривало создание штатов генеральных инспекторов (не из местных представителей) для «старшинства» в населенных армянами вилайетах империи. Султан также обязался провести аграрную, административную и судебную реформы, а общий контроль за их ходом возлагался на Россию.

Участие немецких дипломатов на стороне армян поверенный в делах России в Османской империи Константин Гулькевич характеризовал как неискреннее и показное. По его словам, их настоящей целью было иметь возможность сказать Порте, что Германия удержала Россию от «широких реформ ценой своего согласия», а также «снискать расположение армян», которых немалое число проживает в Киликии, «считаемой ею своей сферой влияния» [Депеша министру иностранных дел России Сазонову от 27 января 1914 г.].

Таким образом, Россия приняла образ защитницы интересов армян. В апреле 1914 г. в послании С. Сазонову католикос Геворг V заявлял о взятии русской дипломатией на себя инициативы «в выработке и в осуществлении реформ в Турецкой Армении». В этой связи «по Державной воле моего Возлюбленного Монарха Государя Императора Николая Второго армянский народ вновь призывается на историческую арену как единственный элемент, способный проводить в азиатской Турции начала европейской духовной и материальной культуры» [Послание министру иностранных дел России Сазонову от 16 апреля 1914 г.].

Ну а воплощением этой самой «культуры» стала деятельность дашнаков, которые начали вооружаться быстрыми темпами. Как отмечает Джон Киракосян, эта партия «полностью впряглась в военную колесницу царской России», сделав своими лозунгами лозунги русского царя, а вместе с ними и «лозунги английского и французского империализма». Заручившись заверениями своих кураторов, дашнаки, по их собственному признанию, «имели цель принять участие в этой войне, чтобы в момент общего подведения счетов» иметь право потребовать разрешения и их собственного вопроса [Западная Армения в годы Первой мировой войны].

А после заключения 2 августа 1914 г. германо-османского союзнического договора (Стамбул обязывался выступить против России), совещание в Кавказском наместничестве приняло решение об организации подразделений из османских армян, должных влиться в русскую Кавказскую армию. Один из идеологов «Дашнакцутюна» и первый премьер-министр Армении Ованес Каджазнуни, признаёт создание «осенью 1914 г. армянских добровольческих отрядов для борьбы против турок» [The Manifesto of Hovannes Katchznouni]. Всего в Кавказскую армию вошли четыре добровольческие армянские дружины, сформированные из армян, бывших подданными турецкого султана.

Но Петербург шел значительно дальше. Так, С. Сазонов в письме председателю Совета министров Ивану Горемыкину отмечал необходимость «поддерживать самые тесные отношения как с армянами, так и с курдами, чтобы использовать их во всякую данную минуту, если состоится разрыв с Турцией. С этой точки зрения, были бы желательны всякого рода подготовительные действия для быстрой переправы через границу оружия и припасов и раздачи их зарубежному населению, когда разрыв совершится или станет неминуемым» [Лазарев М. С. Курдский вопрос (1891—1917)].

К концу сентября был подготовлен план восстания курдов, армян и ассирийцев. Тем самым, как пишет политолог Юрий Ханжин, Петербургу удалось инициировать националистическое движение в Турецкой Армении, вплоть до организации вооруженных выступлений, чтобы с их помощью в условиях войны облегчить наступление своей армии на Кавказском фронте» [Выступление на радио «Свобода» в передаче «90-летие трагических событий в Турции» от 19 апреля 2005 г.].

По признанию С. Сазонова, османские армяне «не только не стояли на стороне турок, что в сущности составляло их гражданскую обязанность, но образовали многотысячные дружины, составленные в большинстве своем из армян турецкоподданных» [Докладная записка Министра иностранных дел Сергея Сазонова Совету Министров по Армянскому вопросу].

В свою очередь османское правительство также пыталось разыграть «армянскую карту» в преддверии становившихся неизбежными боевых действий с Россией. Как пишет Роза Адамянц, Стамбул предлагал дашнакам в случае военных действий «разжечь восстание российских армян» для облегчения проникновения «турецких войск в царскую империю». Взамен обещались «златые горы», вплоть до создания независимой Армении» [Крик с Арарата].

В этом контексте один из лидеров «Дашнакцутюна», военный министр Республики Армения Рубен Тер-Минасян вспоминал, что в августе 1914 г. в Эрзеруме активисты младотурок пытались «выяснить позицию армян в случае русско-турецкого столкновения», желая «склонить» их на сторону Османской империи. «Удача наших действий на Кавказе находится всецело в ваших руках, — призывали они, — и в случае вашего согласия стать во главе кавказского антирусского движения достаточно будет двинуть на Кавказ войско в 200-300 тыс. человек, чтобы отбросить русских за Кавказский хребет». По изгнанию же русских обещалось образовать «в центральной части» автономную Армению «из Эриванской, Карсской и западной части Елизаветпольской губерний, с присоединением к ним прилегающих частей Эрзрумского, Ванского и Битлисского вилайетов».

Армяне, по словам Р. Тер-Минасяна, «категорически отклонили все предложения турок. Уходя с совещания, турецкие делегаты заявили армянам: «На Кавказе армяне явно выступили на стороне России и являются помехой стремлениям Турции: ответственность за турецкие неуспехи всецело ляжет на вас, армян» [Докладная записка в МИД России от 11 ноября 1915 г.].

Ванское восстание

29-30 октября 1914 г. турецкие корабли под командованием германского адмирала Сушона обстреляли российские порты на Черном море. Через несколько дней сначала Россия, а вслед за ней Англия и Франция объявили войну Османской империи. Как отмечает российский исследователь Владимир Гривенко, в то время, как русские войска перешли в наступление на Кавказе, на турецкой территории дашнаки начали «партизанскую войну с целью включения Турецкой Армении в будущую независимую Армению» [Владимир Гривенко. Был ли геноцид на самом деле? // Веб-сайт «Независимой газеты» от 28 февраля 2001 г.].

Геворг V писал российскому наместнику на Кавказе Иллариону Воронцову-Дашкову, что «вместе со всей Россией и победоносным русским войском армяне должны напрячь крайние усилия в борьбе с общими врагами», и в связи с этим он просил императора обратиться к турецким армянам и обещать им автономию для шести вилайетов с Киликией [Письмо наместнику на Кавказе И. Воронцову-Дашкову от 8 ноября 1914 г.].

Когда же 29 декабря русский генерал Мышлаевский, «контратаковал в Саракамыше, около Карса», среди российских войск находился «дивизион армян», многие из которых «были турецкими подданными, но не проявляли лояльности к Турции» [Джон Киган. Первая мировая война].

По этой причине директор Института армянских исследований Омер Лютем утверждает, что «в годы Первой мировой войны Османская империя на востоке страны воевала с русскими войсками и армянскими бандами, воевавшими на стороне России, а с другой стороны — была вынуждена обороняться от армянских восстаний в тылу. Таким образом, османские войска воевали на два фронта» [Турция отвергает обвинения в геноциде армян]. Не согласиться невозможно.

После того как в марте 1915 г. Россия, Великобритания и Франция заключили секретное соглашение о разделе Османской империи, армянское население восточных областей было убеждено в положительном решении «армянского вопроса». Не случайно, как вспоминает хорунжий 1-го Кавказского полка, будущий командующий Корниловского полка Фёдор Елисеев, аккурат после этих договоренностей, «в Ване 1 апреля вспыхнуло армянское восстание. Армяне разбили небольшой гарнизон турок и полностью захватили власть в городе» [Казаки на Кавказском фронте].

Об армянском восстании в тылу османских войск говорит и другой участник войны, командующий конным полком и бригадой, помощник дежурного генерала Главного штаба и обер-квартирмейстера Главного управления Генерального штаба Николай Корсун. Правда, он сознательно делает дипломатическую ремарку: «Восстание турецких армян, не направляемое русским командованием на Кавказском фронте, вспыхнуло в начале апреля в областях, примыкающих к озеру Ван. Наиболее организованно оно протекало в районе города Ван, где восставшие армяне укрепились» [Алашкертская и Хамаданская операции].

Однако, ввиду тесного сотрудничества армянской церкви и дашнаков с российскими властями, считать это восстание самостоятельным волеизъявлением турецких армян не представляется возможным. Тем более что еще в начале сентября 2014 г. граф Воронцов-Дашков потребовал от армянского католикоса обеспечить готовность армян «наших» и «зарубежных» выполнить «поручения, которые я, по условиям времени, намечу к осуществлению и предъявлю им к исполнению» [Джон Киракосян. Западная Армения в годы первой мировой войны].

Это подтверждается и свидетельством германского консула в Эрзеруме Шойбнера-Рихтера, фиксировавшего «катастрофическую по своим последствиям деятельность русских консулов здесь и в Ване», влияние которых, «поддержанное значительными финансовыми средствами», стало «фактором, определившим позицию армян в Ване». Кроме того, «руководители партии Дашнакцакан, известные своей политической близорукостью, полностью находятся под русским влиянием» [Меморандум по армянскому вопросу рейхсканцлеру Германии Бетман-Гольвегу от 10 августа 1915 г.].

Таким образом, рассматривать восстание армян в тылу османских войск в отрыве от продвижения русских войск в этом направлении исторически неверно. По свидетельству Ф. Елисеева, «по получении сведений о событиях в Ване около середины апреля», командующий армией «усиливает 4-й Кавказский армейский корпус». Главную роль в занятии города Вана «сыграл Араратский отряд генерала Николаева, состоявший из Закаспийской казачьей бригады, трех армянских дружин и других частей, влитых в этот отряд». 27 апреля «мы заняли небольшой армянский городок Джаник на берегу Ванского озера», а «армянин-лазутчик из самого Ванна» известил о нахождении города «в руках восставших».

К 6 мая, ко дню «рождения императора Николая II», «конечная цель операции Араратского отряда» была достигнута. В Ване, за накрытом «по-восточному» столу Арам-паша, произнеся «тост за русскую императорскую победоносную армию», обратился к генералу Николаеву с просьбой предоставить ему «разрешение послать русскому императору телеграмму» следующего содержания: «В день рождения Вашего Величества, совпадающий с днем вступления Ваших Войск в столицу Армении, желая величия и победы России, мы, представители национальной Армении, просим принять и нас под Ваше покровительство».

Произносивший тост Арам Манукян вскоре стал губернатором Ванской области (уже не вилайета), а «все три армянские дружины через два-три дня устремились по южному берегу озера Ван». По словам Ф. Елисеева, «они, безусловно, были уверены, что теперь-то, при помощи русских победных войск, будет освобождена и построена их Великая Армения» [Казаки на Кавказском фронте].

Р. Тер-Минасян раскрывает, что «между 12 июня и 19 июля мушские и сасунские армяне отвлекли на себя свыше 25 000 регулярных турецких войск», благодаря чему османский фронт «был настолько ослаблен, что русские войска без особого со стороны турок сопротивления дошли до сел Варденис и Мкрагом, на расстоянии четырёх часов ходьбы от которых находились позиции армян-повстанцев» [Докладная записка в МИД России от 11 ноября 1915 г.].

В аспекте сказанного нужно отдать должное главному редактору журнала «Армянский вестник» Карену Микаеляну, открыто заявившему, что османские армяне «были проводниками российского экспансионизма в южном направлении». Они «могли бы, как советовали им сионисты, сохранять лояльность по отношению к Османской империи, но предпочли занять активную прорусскую позицию» [Преодоление заблуждений. Карабахская проблема в аспекте российско-американских отношений // Армянский вестник, 2000, № 1-2].

Был ли геноцид? Слово историкам

Вполне естественно, что османские власти были обеспокоены шагами, предпринятыми армянскими подданными. По этой причине, как отмечает турецкий историк проф. Юсуф Сарынай, из 77.735 армян, проживавших в Стамбуле, были арестованы 235 человек, подозревавшихся в подрывной деятельности, еще 321 подозреваемый был задержан в Айдыне, Самсуне, Кайсери, Сивасе, Элязыге, Урфе, Диярбакыре и Антепе. Эта дата, называемая армянами «днем геноцида», является датой ареста армянских активистов.

Очевидно, реакция османских властей на Ванские события в период военных действий была предсказуемой и ожидаемой. Как пишет австралийский военный корреспондент и историк Алан Мурхед, у турок были «основания считать армян пятой колонной внутри страны, и к тому же они не меньше, чем греки, тайно злорадствовали при каждой неудаче турок в Балканских войнах» [Борьба за Дарданеллы].

Комментируя неудачи турок в Первой мировой войне, Уинстон Черчилль в свойственной ему дипломатичной манере упоминает о том, что армяне, как считали турки, «действовали в качестве шпионов и агентов России», и вдобавок «они нападали на турецкие линии сообщения. По всей вероятности, эти обвинения были справедливы» [Мировой кризис].

Сравнивая события в Османской империи и Холокост, еврейский писатель Арье Барац также признает, что армянское восстание «самым решительным образом угрожало существованию турецкого государства», потому что позволяли русским войскам «рассечь территорию Турции». Поэтому проявленная ими «жестокость имела прагматический аспект. Турки спасали свое государство». Гитлер же «уничтожал мирных жителей безо всякой связи с войной, направляя их на фабрики смерти, расположенные в глубоком тылу. Он уничтожал своих же лояльных граждан безо всякой рациональной причины, даже с явным вредом для Германии» [Там и всегда].

Известный американский востоковед, профессор Принстонского университета Бернард Льюис также подчеркивает, что «геноцид есть запланированное уничтожение религиозной и этнической группы, а насколько мне известно, в случае с армянами никакого свидетельства в пользу этого нет». По его мнению, также нет никаких оснований поднимать вопрос о правовом признании геноцида: «У отрицающих Холокост есть цель: они хотят возродить нацизм и вернуть нацистские законы. Но никто не хочет вернуть обратно младотурок, и никто не хочет вернуть османское законодательство. Чего же хотят армяне?» А хотят они, как он полагает, «извлечь двойную выгоду»: с одной стороны, «они с гордостью говорят о своей борьбе против оттоманского деспотизма», а с другой стороны, «сравнивают свою трагедию с еврейским Холокостом» [Dalia Karpel. There Was No Genocide: Interview with Prof. Bernard Lewis].

Вторит ему и автор выходящего в США журнала «Еврейский мир» Нехама Шварц. Подчеркивая уникальность катастрофы, постигшей еврейский народ, он отмечает, что «в годы Первой мировой войны армяне с помощью русских подняли восстание на турецкой территории, которую Россия, воевавшая с Турцией, стремилась от нее оторвать. Любая страна в положении Турции подавила бы такое восстание» [Урок заблудшим: что значит геноцид].

После занятия русскими войсками района озера Ван, в мае 1915 г. османское правительство приняло решение о выселении армян из прифронтовой полосы. 30 мая меджлис принял «Закон о депортации», после чего армян, проживавших в восточных вилайетах Турции, начали высылать в города и лагеря на севере Ирака и в центральных областях Сирии. Как пишет турецкий историк проф. Юсуф Халачоглу, согласно османским архивам, всего было депортировано 438 758 армян [Ermeni Tehciri ve Gerçekler].

По этому поводу германский посол в Константинополе в 1912-1915 гг. Ганс Вангенгейм пишет, что в целях пресечения шпионажа армян и предотвращения новых массовых восстаний османский военный министр Энвер-паша планировал «закрыть значительное число армянских школ, армянские газеты», расселив «из недавно охваченных восстанием армянских центров в Месопотамию всех тех семей, которые считаются не совсем благонадежными». Конечно, подчеркивал он, эти меры вызовут серьезные волнения во всем враждебном нам мире и будут использованы против нас, так как создадут огромные тяготы для армянского населения, но, умеряя характер этих мер, в основном желательно не препятствовать им. «Подрывные действия армян, которые пользуются поддержкой России, приняли такие масштабы, что они угрожают существованию Турции» [Доклад МИД Германии от 30 мая 1915 г.].

Депортации было подвергнуто не все армянское население империи. Как пишет проф. Ю. Халачоглу, из Стамбула, Измира, Айдына и некоторых других городов высланы были лишь немногие. Однако во время перемещения и на этапах люди умирали от болезней и по другим причинам. Общее число погибших во время выселения, согласно османским архивам, составило 56610 человек [Ermeni Tehciri ve Gerçekler https://www.tarihtarih.com/?Syf=26&Syz=292366].

По данным профессора турецкой истории Калифорнийского университета Стэнфорда Шо, примерно 700 тысяч армян бежали из Турции на Кавказ, в Западную Европу и Соединенные Штаты Америки. Если считать, что после войны в Турции проживало около 100 тысяч армян, то получается, что за годы войны их погибло около 300 тысяч [History of the Ottoman Empire and Modern Turkey, vol. 2, co-authored with Ezel Kural Shaw, Reform, Revolution and Republic: The Rise of Modern Turkey, 1808-1975. Cambridge University Press, 1977, p. 316].

Можно ли называть эти, безусловно, трагические события геноцидом? Именно этим занимаются уже много лет армянские политики и историки, искажающие факты, преувеличивающие цифры, будто гибель большого числа людей ужаснее по своей сути, чем гибель реального количества жертв.

Справедливости ради нужно отметить, что немалые потери были и среди турецкого и курдского мирного населения, что признаёт верховный комиссар Лиги наций по делам репатриации военнопленных из России Фритьоф Нансен, которого при всём желании невозможно обвинить в симпатии к туркам. По его словам, в январе 1916 г., «охваченные безумной паникой и страхом, турки двигались холодной зимой на восток, многие из них умерли на бездорожье горных районов от невероятных страданий и лишений. Естественно, кое-где армянские добровольческие формирования убивали мусульман» [Армения и Ближний Восток].

Кроме того, как пишет Стэнфорд Шо, приказы о депортации касались только фактических или потенциальных зон военных действий. «Командиры военных подразделений оттоманской армии получили предписания не допустить использования курдами или любыми другими мусульманами ситуации для отмщения за многолетний терроризм армян».

Дополнительный закон предусматривал создание специальной комиссии по учету и оцениванию «имущества некоторых депортированных и продажи их с аукциона по справедливой цене», а вырученные средства депонировались на специальных счетах до возвращения их владельцев. «Мусульмане, желающие занять покинутые дома, могли сделать это только как арендаторы с поступлением платы за аренду в трастовые фонды и при условии, что они освободят эти дома, когда вернутся их настоящие владельцы» [History of the Ottoman Empire and Modern Turkey, vol. 2, p. 315].

Занимавшийся глубоким изучением описываемых событий директор Армянского института международного права и политологии в Москве Юрий Барсегов также признаёт, что «10 июня 1915 г. был введен дополнительный закон, содержавший указание о порядке обращения с «движимым и недвижимым имуществом, оставленным депортированными армянами в результате войны и чрезвычайных политических условий». Все армянское имущество объявлялось «покинутым», и на него налагался арест. Предусматривалось создание специальных комитетов, на которые возлагался учет «покинутой» собственности и ее надежное сохранение на имя собственников. Скот и другое не подлежавшее сохранению имущество должно было продаваться с публичных торгов, а вырученные средства — сохраняться на счетах собственников» [Восстановить права народа: державы, причастные к Геноциду армян, должны искупить свою вину].

Попытки подвести события в Османской империи под понятие «геноцид» объясняет профессор истории Луисвиллского университета Джастин Маккарти: «Западным странам нужно было широко распространять истории об оттоманских и турецких зверствах и заставить поверить в них, чтобы оправдать свои собственные планы аннексии оттоманских земель». В действительности, по его словам, «страдало все население на востоке Оттоманской империи», подвергавшееся «такому террору, что абсурдно пытаться определить, чьи страдания были больше». Значительно лучшим представляется «изучить историю армян и турок как огромную человеческую потерю», отказавшись «от пропагандистских терминов» [Justin McCarthy and Carolyn McCarthy. Turks and Armenians: A Manual on the Armenian Question, Washington, DC: Assembly of Turkish American Associations, 1989, рр.85-94].

В аналогичном ключе высказывается и группа из 69 американских ученых, специализирующихся в области истории Османской Турции и Ближнего Востока. Нисколько не желая «умалить масштабы страданий армян», они подчеркнули, что данный вопрос не может быть рассмотрен «отдельно от страданий, перенесенных мусульманским населением региона». Имеющиеся на сегодня доказательства, говорится в документе, указывают на серьезные межобщинные столкновения, усугублявшиеся «болезнями, голодом, резней в Анатолии и прилегающих районах в годы Первой мировой войны». Однако многое еще предстоит выяснить, «прежде чем историки смогут точно распределить вину между воюющими и безвинными и установить причины событий, повлекших за собой гибель или переселение огромного числа восточно-анатолийского населения как христиан, так и мусульман» [Statement on House Joint Resolution 192 / The New York Times, 19 May 1985].

Профессор Массачусетского университета Гюнтер Леви, проанализировав обвинительные доводы армянской стороны, приходит к заключению, что «три главных армянских утверждения» ни в коей мере не позволяют квалифицировать действия младотурок как «преднамеренное истребление» армян. Другие «голословные» высказывания «о заранее подготовленном плане уничтожения выглядят не лучше». При этом он подчеркивает, что историки не оспаривают факт «выселения и гибели нескольких сотен тысяч христиан», но речь идет о числе погибших и обстоятельствах их гибели [Revisiting the Armenian Genocide].

Нужно признать, что объективное понимание событий 1915 г. в Османской империи присутствует и в некоторых слоях армянского общества. Так, в одном из номеров газеты «Айастани Анрапетутюн» за 1996 г. говорится: «Да, мы были виноваты перед Османской империей», так как «она воевала, а мы в ее границах поднимали восстание, формировали добровольческие отряды, сражающиеся в составе армии ее врага». «Мы это называли национально-освободительной борьбой, и если бы даже не делали ничего», государство «все равно могло организовать депортацию» [Мамиконян М. Белый лис].

Один из известных армянских прозаиков Грант Матевосян со скорбью констатирует: «Мы подпевали песне российского казачества: «Стамбул должен стать морем крови». Что и стало причиной нашей трагедии. Ладно, я допускаю, что наши интересы совпадали с их интересами, это в высшей степени справедливо. Но потом-то они отступили, и мы оказались один на один с могучим турком» [Овик Вардумян. Беседы с Грантом Матевосяном].

А по признанию того же Ованеса Каджазнуни, «мы создали абсолютную атмосферу иллюзии в наших умах; внедрили наши желания в умы других и потеряли чувство реальности… Мы переоценили возможности армянского народа, его политическую и военную силу, и переоценили степень и значимость той поддержки, которую наш народ оказал русским. А переоценив наше скромное значение и наши заслуги, мы, естественно, сильно обманулись в своих надеждах и ожиданиях» [The Manifesto of Hovannes Katchznouni].

«Геноцид армян» и современность

Власти современной Турции неоднократно предлагали армянской стороне провести совместные исследования трагических событий 1915-16 гг. В апреле 2005 г. тогдашний премьер-министр Турции Реджеп Тайип Эрдоган выступил с инициативой создания турецко-армянской комиссии историков для объективного изучения всех обстоятельств гибели мирного населения в годы Первой мировой войны. Почти 100 депутатов ПАСЕ поддержали эту инициативу, призвав президента Армении Роберта Кочаряна положительно отреагировать на предложение Анкары.

В частности, тогдашний Генеральный секретарь Совета Европы Тэрри Дэвис подчеркнул, что «создание совместной научной комиссии не должно вызвать каких-либо проблем», поскольку имевшие место события «волнуют армянский и турецкий народы». Выразив сожаление по поводу «гибели множества армян в начале ХХ века», он актуализировал необходимость «понять, какие обстоятельства послужили причиной этих событий». Готовность обсудить и изучить факты истории «является жестом хорошего тона со стороны Турции». Однако глава армянского государства не поддержал инициативу Турции, мотивировав свой отказ невнятным образом: «За развитие двусторонних отношений ответственны правительства, и мы не вправе делегировать историков».

Тем не менее предложения Турции были поддержаны отдельными политическими лидерами Армении. В частности, депутат армянского парламента в те годы, член Межпарламентской ассамблеи СНГ, председатель Объединенной трудовой партии Армении Гурген Арсенян, выступая на парламентском брифинге в Ереване 18 апреля 2005 г., подчеркнул необходимость использовать такую возможность для получения «реального представления» о причинах «массовой резни, выселения армянского населения из Турции». Отказ от сотрудничества в данном направлении, по его словам, указывает на опасения некоторых политических сил того, что «что в этих документах может открыться их участие, их определенная вина». Не трудно понять, что этот намек был адресован партии «Дашнакцутюн», которая в тот период, как и сейчас, была представлена в парламенте Армении.

Редактор портала южно-кавказской интеграции «Альтернативный старт» Луиза Погосян в этой связи подчеркивает, что укоренившиеся в армянском сознании «враждебные стереотипы» в большинстве случаев общие «как в отношении к туркам, так и азербайджанцам». «Мифы о геноциде, которыми нас кормили в советское время в течение многих лет, трансформировались в обреченное понятие о вечности вражды между армянами и турками, а также и азербайджанцами». Процесс признания геноцида, осуждения преступления против человечества, по убеждению Л. Погосян, трансформировался «у нас, армян, в комплекс своей исключительности и превосходства над всем остальным миром», что стало болезнью, мешающей «нам адекватно воспринимать действительность и двигаться вперед» [Выступление по теме «Гуманитарные проблемы в процессе преодоления конфликтов» на шестисторонней рабочей встрече граждан и НПО Южного Кавказа, проходившей в Ереване 8-13 июля 2006 г.].

Однако же «армянский фактор» и сегодня искусственно политизируется. Подобно тому как сто лет назад «армянские реформы» использовались для давления на Османскую империю, в наши дни вопрос признания «геноцида армян» всплывает всякий раз, когда власти Турции пытаются вести самостоятельную политику. Европейские правительства, Совет Европы, правительства отдельных американских штатов и Конгресс США время от времени поднимают этот вопрос, а затем снимают его с повестки дня, решая собственные задачи и превращая гибель людей в предмет политических спекуляций. И это, пожалуй, не меньшая трагедия, чем страдания и смерти мирных жителей восточной Анатолии в годы Первой мировой войны.