Весной 1253 года монах-францисканец Гильом из Рубрука по поручению французского короля Людовика IX отправился в опасное путешествие в Кара Хорум, ко двору монгольского кагана Мунке. Его записки являются важным источником о быте, верованиях и порядках на огромных просторах Дешт-и-Кипчака, и из них же мы узнаём о порядках в Крыму, который в те времена находился под властью Джучидов.
Монголы захватили Крымскую степь летом 1238 года, перебив и пленив великое множество кипчаков, а сумевшие спастись бежали через горы к побережью. Как пишет Гильом, они «вошли в эту землю в таком огромном количестве, что они пожирали друг друга взаимно, живые мертвых, как мне рассказывал видевший это некий купец». С тех пор портовый город Солдайя (Судак), судя по рассказу Гильома, находился во власти монголов, а между ним и Херсонесом вдоль побережья находилось сорок замков, «почти каждый из них имел особый язык; среди них было много готов, язык которых немецкий».
При монголах ислам начал распространяться в Крыму быстрее, чем в предшествующие времена. Веротерпимость и равенство представителей всех религий перед законом были закреплены Великой Ясой, которая почиталась Джучидами, что позволяло мусульманским шейхам проповедовать открыто. Но успеху их призыва сопутствовали и другие обстоятельства. С одной стороны, после распада Византийской империи в 1204 году и разорения русских княжеств православная церковь лишилась внешней поддержки. С другой стороны, мусульманское население Поволжья и Хорезма оказывало влияние на формирование городской культуры на просторах Великой степи. Распространению ислама также способствовали торговые связи с сельджуками и союзнические отношения с мамлюками Египта, особенно на фоне противоборства с Ильханами.
В 1265 году в Крыму с величайшего позволения хана Берке поселился бывший султан Рума Изз ад-Дин Кей-Кавус, которого ордынцы вывезли из Византии. Кей-Кавус прибыл ко двору императора Михаила Палеолога в 1262 году, после его воцарения в Константинополе, и поначалу тот оказал ему хороший приём, расселив сопровождавших его туркменов в Добрудже. Это вызвало неудовольствие Хулагу, по требованию которого Кей-Кавус и был изгнан из Коньи его братом несколькими годами раньше. Опасаясь гнева монголов, Михаил заключил Кей-Кавуса вместе с его сыновьями и несколькими эмирами в крепости Энос на берегу Эгейского моря. Его младшего сына крестили и нарекли Константином, а многих других туркменов принудительно обратили в христианство.
Измена Михаила возмутила хана Берке, который первым из правителей Орды принял ислам, и ордынцы под командованием Ногая вторглись в пределы Византии и освободили Кей-Кавуса из плена. Берке женил Кей-Кавуса на своей дочери Орбай-хатун и пожаловал ему часть доходов от Солдайи и Кырыма. Вслед за бывшим султаном с Балкан в Крым переселились его сторонники во главе с дервишем Сары Салтуком вместе с членами их семей. После смерти Кей-Кавуса в 616/1220 году Сары Салтук вернулся в Добруджу, но некоторые его ученики продолжили проповедовать в Крыму.
В 1266 году Берке умер во время похода в Азербайджан, и ханом в Орде стал внук Бату — Менгу-Тимур. Его племянник Оран-Тимур, поставленный наместником в Крыму, быстро договорился с генуэзцами, которые стремились взять под контроль всю торговлю на Чёрном море. За большие деньги он уступил им рыбацкое поселение Каффа, позволив основать там торговую колонию с условием, что они будут платить ему пошлину за ввоз и вывоз товаров и предоставят право свободно торговать купцам из всех стран.
Каффа находилась в восточной части полуострова и занимала выгодное расположение на пути из Константинополя в Тану (на берегу реки Дон). Но если в Тане купцы были обременены налогами и даже подвергались набегам черкесов, то в Каффе они чувствовали себя в безопасности. Генуэзцы построили склады и высокие дома, обнесли город валом и рвом и установили свои законы, защищавшие права жителей и приезжих купцов.
В нескольких километрах от Каффы, у подножия высокой горы Агармыш, находилась ставка ордынских наместников — город Кырым. На языке кипчаков Кырым означает «ров», «борозда». Генуэзцы называли Кырым — Солхат, от итальянского слова solcata, также означающего «борозда». Возможно, это название родилось от того, что в северной части города имелся древний глубокий ров, заметные признаки которого можно было увидеть и во второй половине XIX века.
Как пишет В. Д. Смирнов: «Для татарина, как для наездника, всякая рытвина: которую не может перескочить его лошадь, есть такая же важная, непреодолимая преграда, как и крепостная стена, и потому глубокий ров в его глазах ест столь же выдающийся признак какой-либо местности, как и неприступная возвышенность».
Одной из первых, если не самое раннее, упоминаний о Кырыме встречается в биографии султана Бейбарса, составленной его секретарём Мухи ад-Дином Ибн Абд аз-Захиром. В 662/1263 году посольство Бейбарса, направлявшееся ко двору ордынского хана, проезжало через деревню Кырым и было встречено там правителем области. Согласно османскому путешественнику Эвлие Челеби, в том же году в рядом с рынком была построена старейшая мечеть Хаджи Умара аль-Бухари. Очевидно, в те времена Кырым был ещё небольшим поселением. Впоследствии город вырос, а его название распространилось на весь полуостров, прежде известный как Таврика или Газария.
Современное название города Старый Крым не встречается ни на чеканных монетах, ни в письменных памятниках времён Золотой Орды. Оно появилось много позже, во времена Крымского ханства, возможно, после того, как при хане Менгли Герае город был разорён войсками Большой Орды, или ещё позднее, когда Кырым оказался в тени Бахчисарая.
Старейшая из дошедших до нас чеканных монет, битых в Кырыму, принадлежит хану Менгу-Тимуру и датируется 665/1266 годом. Бытует мнение, что в Крыму родился султан Египта Бейбарс, но тому нет серьёзных доказательств. Судя по арабским источникам, он был кипчаком, но надёжных сведений о месте его рождения не сохранилось. В Крыму есть даже «мечеть Бейбарса», вернее, её развалины, но ни письменные источники, ни археологические исследования не подтверждают какую-либо связь этого памятника с египетскими мамлюками.
И всё же легенды родились не на пустом месте. В 687/1288 году султан Египта Калаун аль-Мансур действительно отправил хану Берке дорогой подарок и множество разных материалов для строительства в Кырыму мечети, на которой должны были быть начертаны титулы султана. Арабские источники сообщают, что из Египта в Кырым прибыл каменотёс, с которым были краски и другие строительные припасы стоимостью 2000 динаров. Пожелание султана было исполнено, и известный магрибский путешественник Ибн Баттута побывал в этой соборной мечети. Однако у нас недостаточно оснований для того, чтобы идентифицировать её с развалинами «мечети Бейбарса».
Во второй половине XIII века влияние ислама в степном Крыму выросло, и монгольские наместники Крыма были весьма благосклонны к исламу. Беклярбек Ногай, который после смерти хана Берке, был фактическим правителем на западе Дешт-и-Кипчака, исповедовал ислам. Толук-Тимур, воевавший на стороне Тохты против Ногая и впоследствии правивший в Крыму, тоже был мусульманином и заслужил добрую похвалу Ибн Баттуты.
После воцарения хана Узбека в Кырыму начинается строительство мечети, которую стали называть его именем. Судя по надписи на портале, мечеть была построена архитектором Абд аль-Азизом ибн Ибрахимом аль-Арбили в 714 году от Хиджры (1314-15). Здание базиликального типа прилегает к северной стене соседнего медресе. Прямоугольный молитвенный зал (13 × 16,5 м) разделён на три нефа двумя рядами колонн, капители которых были украшены мукарнасами, соединённых стрельчатыми арками. Как было установлено М. Г. Крамаровским, руководителем Старокрымской археологической экспедиции, нынешняя постройка моложе медресе, а портал с надписью использовался в ней вторично.
Медресе в Кырыму было построено в 733/1333 году на пожертвования благочестивой женщины Инджибек-хатун, дочери эмира эмиров Кылбуруна. Планировка сооружения была традиционной для образовательных учреждений той эпохи. В тёплые месяцы занятия проходили в трёх просторных айванах, а с наступлением холодов они перемещались в два больших помещения по обе стороны от западного айвана. Небольшие сводчатые худжры, предназначавшиеся для студентов, располагались по периметру внешних стен и выходили во внутренний дворик, в центре которого находился фонтан.
В 1371 году в одном из учебных помещений была похоронена основательница медресе, а в первой четверти XV века здание было сильно повреждено, возможно, в результате землетрясения осенью 1423 года. В 918/1512 году по приказу крымского хана Менгли Гирея мечеть и медресе были отремонтированы, для мечети был изготовлен новый минбар, который видел Эвлия Челеби в 1665 году.
До наших дней медресе дошло в руинах, которые и после последней реставрации 2017 года находятся в законсервированном состоянии. Некогда величественное сооружение сейчас имеет весьма неприглядный вид из-за громоздких противоаварийных конструкций. Здание мечети сохранилось намного лучше, хотя и не на всю высоту. В 80-х годах прошлого века верхние части стен были восстановлены, как и полуразрушенный минарет. В настоящее время мечеть продолжает функционировать.
Строительство новой мечети и медресе объясняется прежде всего развитием города и притоком в ислам местного населения. Мусульманские шейхи и наставники обретали всё большее влияние среди феодальной знати, их проповеди находили отклик в сердцах основной массы жителей степи. Однако увеличение числа верующих никак не означало проникновение ислама в глубинные пласты общественного сознания, где доминировали вековые языческие идеи и образы.
В годы правления хана Узбека (1313-1341) в отношениях между мусульманской и языческой партиями в Орде произошёл перелом. Усиление исламского влияния сопровождалось гонениями на шаманов, колдунов и эмиров, не желавших отказываться от язычества. Как пишет Алам ад-Дин аль-Бирзали, описывая хана Узбека: «Это был также юноша красивой наружности, прекрасного нрава, отличный мусульманин и храбрец. Он умертвил нескольких эмиров и вельмож, умертвил большое количество уйгуров, то есть лам и волшебников, и провозгласил исповедание ислама».
Несмотря на попытки некоторых средневековых историков представить это противоборство как борьбу с язычеством, нужно признать, что оно носило больше политический характер. В государстве Узбека сохранялось терпимое отношение не только к христианам, но и к людям разных вероисповеданий. По свидетельству арабского историка Ибн Арабшаха (ум. 1450), даже спустя столетие некоторые из кипчаков всё ещё поклонялись идолам. Как пишет брат Ордена миноритов Иоганка Венгр, побывавшего в Орде в 1320 году, «татары военной мощью подчинили себе разные племена из народов христианских, но позволяют им по-прежнему сохранять свой закон и веру, не заботясь или мало заботясь о том, кто какой веры держится».
В аналогичном духе высказывается венецианский купец Иосафат Барбаро, прибывший в Тану в 1436 году и проживший там шестнадцать лет: «Магометанская вера стала обычным явлением среди татар уже около ста десяти лет тому назад. Правда, раньше только немногие из них были магометанами, а вообще каждый мог свободно придерживаться той веры, которая ему нравилась. Поэтому были и такие, которые поклонялись деревянным или тряпочным истуканам и возили их на своих телегах. Принуждение же принять магометанскую веру относится ко времени Едигея, военачальника татарского хана».
Таким образом, при хане Узбеке произошли прежде всего политические перемены, которые тем не менее оставили отпечаток на религиозной и культурной жизни. Судебные функции были переданы мусульманским кадиям, на монетах стали чеканить символ мусульманской веры, празднования Ураза-байрама и Курбан-байрама превратились в пышные церемонии, обычно завершавшиеся трапезой. Вместе с тем вытеснение доисламских верований происходило медленно, и местами мусульманские верования смешивались с языческими практиками и обычаями.
Развитие караванной торговли в Улусе Джучи сделали Кырым и другие города Дешт-и-Кипчака привлекательными для переселенцев из Анатолии, Азербайджана, Ирана. Подробные сведения о состоянии мусульманской общины города нам предоставляет Ибн Баттута, которому эмир Толук-Тимур и его приближённые оказали радушный приём в 1334 году. Среди уважаемых людей города Ибн Баттута называет ханафитского кадия Шамс ад-Дина ас-Саили и шафиитского кадия по имени Хадир, из которых первый был старшим, благочестивого шейха Музаффар ад-Дина, который был из греков и принял ислам, шафиитского шейха Абу Бакра, проповедовавшего в соборной мечети, и других факихов и наставников, которые казались ему людьми искренними и религиозными.
Мусульманская община с самого начала играла в Кырыму главенствующую роль, о чём можно судить уже потому, что мусульманские кварталы занимали центральное положение вдоль дороги. Христианские кварталы (греческий, армянский, латинский) располагались в северо-западной части города. Самой малочисленной в городе была иудейская община, которую составляли караимы и тюркоязычные евреи.
Примечательно, что отношения между мусульманами и генуэзцами в Кырыму временами были напряжёнными. Из письма францисканского кустодия Каффы генеральному министру Ордена мы узнаём, что в 1287 году в Солхате звон колоколов стал причиной конфликта между христианами и мусульманами. В итоге христиане были изгнаны из города, но через некоторое время, после вмешательства хана Тула-Буги, францисканская церковь в Солхате была восстановлена, а похищенный мусульманами колокол был возвращён на старое место. При хане Узбеке мусульмане снова подняли вопрос колокольного перезвона и добились его запрещения в городах Крыма, и только в Каффе францисканцы сохранили право бить в колокола.
Во времена Золотой Орды значение Кырыма определялось его расположением на границе Великой степи с румской, латинской и мусульманской цивилизациями. Здесь не просто пересекались и сосуществовали культуры и религии, но происходило столкновение интересов католических, несторианских, буддистских и мусульманских миссионеров за религиозные симпатии монгольских наместников. С возникновением Крымского ханства, когда мусульмане стали заново осваивать степную часть полуострова, и особенно после османского завоевания генуэзских колоний Кырым довольно быстро утратил прежнее значение.
