Может ли газопровод объединить Россию, Турцию и Иран?

На фоне недавнего обнародования российско-турецких договоренностей о расширении мощностей трубопровода «Голубой поток» президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган сделал важное заявление, на которое многие западные эксперты вроде как не обратили внимание. Говоря о совместном противостоянии самопровозглашенному «исламскому государству», он подчеркнул, что ответственность в борьбе с террористической угрозой "лежит на Турции, России и даже на Иране". Подойдя к этому вопросу с "гуманитарной точки зрения", турецкий лидер добавил, что исключительно "таким образом мы можем создать платформу солидарности" (1).

Произнеси Эрдоган данную тираду в иных условиях, она не привлекла бы особого внимания, но ведь сказано это было при подписании важнейших документов о сотрудничестве, в том числе в энергетической области. И потому в словах турецкого президента просматривается определенный мэсседж европейскому сообществу касательно потенциальных возможностей нового газопровода, а именно — о допуске иранского газа в Европу.

Если это послание будет услышано, то Турция сумеет положительно для себя решить вопрос, связанный с лоббируемым Ираном проектом строительства так называемого «исламского газопровода» через территорию Ирака и Сирии. В принципе Анкара и Тегеран уже сделали шаги навстречу друг другу, договорившись в начале 2014 г. о снижении Ираном цены на газ при удвоении Турцией его импорта. Кроме того, Анкара сделала заявление о возможности создания турецко-иранской свободной экономической зоны (2).

Другое дело — участие Ирана в заполнении трубопровода возможно лишь в случае снятия со страны западных санкций, значительный шаг к чему был сделан в ноябре нынешнего года, когда "шестерка" и Тегеран приняли совместный план действий в этом направлении. Положительный итог переговоров настолько важен для ЕС, что верховный представитель ЕС по иностранным делам Федерика Могерини решила напрямую принять участие в министерских раундах переговоров (3). В свою очередь, президент Ирана Хасан Роухани заявил, что Иран "будет решать свою ядерную проблему путем конструктивного взаимодействия с мировым сообществом" (4).

Весной 2014 г. министр промышленности, рудников и торговли Ирана Мохаммед Реза Наматзаде, заявив о намерениях страны получить свою долю на западном газовом рынке, озвучил нежелание Тегерана "конкурировать в этом вопросе с Россией". При этом он дипломатично добавил, что "окончательное решение остается за Европой" (5). В октябре же президент Ирана заявил о готовности страны вести с Россией "скоординированную деятельность" во всех сферах (6).

Учитывая, как искусно иранские дипломаты умеют использовать меняющуюся геополитическую ситуацию, можно предположить, что если бы не приостановка проекта "Южный поток" в пользу снижения цены на российский газ для Турции и строительства нового газопровода по дну Черного моря, то Евросоюз спокойно дожимал бы Москву, приближая к себе Иран. Но история сослагательного наклонения не терпит. Оттого и возникают вопросы: на каких условиях Евросоюз готов отказаться от санкций против Тегерана ради получения иранского газа? И на что готовы пойти в Анкаре для того, чтобы заинтересовать европейцев в транзите энергоресурсов через турецкую территорию?

Не случайно уже через неделю после подписания исторического меморандума между президентами Турции и России делегация высокопоставленных европейских чиновников, включая Федерику Могерини и европейского комиссара по региональной политике Йоханнеса Хана, поспешила в Анкару уговаривать турок "не подрывать антироссийские санкции ЕС" (7). Австрийский дипломат даже вспомнил поросший мхом процесс принятия Турции в ЕС, пообещав, что "новая Еврокомиссия и все наши члены сделают все возможное, чтобы его ускорить" (8).

Но захотят ли турки, не поддержавшие антироссийские санкции, отказаться от сотрудничества с Москвой? Ради чего они станут встраиваться в прежний геополитический фарватер, в котором их интересы сталкивались с интересами России и чаще всего в пользу последней? Возможно, ответом станет последнее заявление министра энергетики и природных ресурсов Турции Танера Йылдыза об отсутствии планов у Анкары "делать выбор между ЕС и Россией", так как "Россия для нас значит больше, чем просто одна из соседних стран" (9).

Вполне вероятно, что возникновение треугольника Россия-Турция-Иран — вопрос не ближайшей перспективы. Но факт остается фактом: потребность Европы в каспийском и российском газе сближает интересы Анкары, Москвы и Тегерана. Сумеют ли стороны преодолеть старые разногласия и прийти к общему знаменателю? И станут ли геополитические конкуренты молча наблюдать за становлением такого мощнейшего блока? Поживём — увидим.