В наше время трудно уберечься от соблазнов и сомнений, окунувшись в мирскую суету. Поэтому люди верующие, желающие сохранить свою религиозную идентичность, пытаются дистанцироваться от «остального» мира. К этому призывают с минбаров мечетей, этому обучают мусульманские проповедники, и традиционность именно такой постановки вопроса, казалось бы, не вызывает сомнений у значительной массы верующих. Тем не менее непрекращающийся поток беженцев из Ближнего Востока в Западную Европу вынуждает нас снова и снова задаваться этим вопросом.

Рискуя своими жизнями, миллионы сирийцев и иракцев, настрадавшихся от войны и террора, рвутся в «благополучную» Европу, надеясь получить второй шанс на жизнь. Можно ли упрекнуть их в этом, потерявших родных и близких, лишившихся крова и всего, что им было дорого? С другой стороны, какими последствиями угрожает это «переселение» людям, которые хотят остаться мусульманами?

Как это ни покажется странным, в притоке мусульман на европейский континент нужно видеть и положительные моменты для уммы. Хотя бы потому, что порой Всевышний помещает много добра в то, что нам кажется злом (сура 4 «Женщины», аят 19). Кроме того, в европейских государствах созданы условия для свободного исповедания ислама и отправления религиозных обрядов. Ну а самое главное, там есть условия для получения и продолжения образования, для личностного развития и самореализации, чего многие беженцы были лишены у себя на родине.

Однако именно в последнем ракурсе как раз и озвучиваются сомнения: а чему учиться и как? Не отдалят ли приобретенные знания молодых мусульман от их религии? Не станут ли они для них проводником в «чужой» мир, в котором они лишатся духовности и морали? Ведь опыт модернизации мусульманских стран показывает, что приобщение к западному образу жизни для многих оборачивается утратой культурной самобытности и нравственных ориентиров.

Но давайте вспомним коранический аят о том, что Всевышний разделил людей на «народы и племена» именно для того, чтобы мы «узнавали друг друга» (сура 49 «Комнаты», аят 13). Говоря другими словами, Господь замыслил этот мир так, чтобы человеческие общества развивались, обмениваясь опытом и знаниями. А значит, новые цивилизационные контакты можно использовать и для приобретения полезных знаний, и для призыва других народов «на путь Господа мудростью и добрым увещеванием» (сура 16 «Пчелы», аят 125). Согласимся, сегодня человечество, как никогда, нуждается в духовности, которая берет начало в Священных Писаниях, а умма — в просвещении, необходимом для сокращения интеллектуального, научного и технологического отставания мусульманского мира.

Любопытно, что в период становления исламской цивилизации мусульмане не избегали такого рода контактов и не чурались переводить важнейшие научные трактаты на арабский язык. Аль-Хаджжадж ибн Юсуф ибн Матар (ум. около 833) прославился своими переводами «Начал» Евклида и «Альмагеста» Птолемея. Большой вклад в развитие переводческого движения внесли христианские ученые Бухтишу ибн Джурджис, Джабраил ибн Бухтишу, Хунайн ибн Исхак, Хубайш ибн аль-Хасан. Сирийский переводчик Абу Яхья ибн аль-Батрик (ум. 806) перевел на арабский язык некоторые сочинения Галена и Гиппократа.

Во времена халифа аль-Мамуна знаменитый багдадский «Дом мудрости» возглавил уроженец Хузистана Юханна ибн Масавайхи, несторианин по вероисповеданию, личный врач четырех халифов и автор трактатов о лихорадке, проказе, меланхолии, заболеваниях глаз и других недугах. Другой наставник «Дома мудрости» араб-христианин Хунайн ибн Исхак, по словам Василия Бартольда, провел два года в «византийских владениях, где учился греческому языку и литературе, и откуда привез с собою рукописи». В те времена приверженцы ислама обучались «греческой науке у своих христианских сограждан», и при этом «лучшие ученые из христиан и язычников имели больше учеников и читателей среди мусульман, чем среди своих единоверцев». Весьма симптоматично, что даже люди, не исповедовавшие ислам, использовали арабский язык, прежде всего потому, что «арабы с самого начала не опирались только на силу оружия и военной организации, как германцы, монголы и в древности персы».

В свете сказанного главным фактором развития В. В. Бартольд очерчивает «общение между народами». Другое дело, что «прогресс и упадок отдельных народов объясняется не столько их расовыми свойствами и религиозными верованиями, не столько даже окружающей их природой, сколько тем местом, которое они в разные периоды своей исторической жизни занимали в этом общении» [Культура мусульманства].

К слову, арабский философ, математик и астроном Якуб ибн Исхак аль-Кинди, также трудившийся в багдадском «Доме мудрости», пишет, что мусульманам «не должно быть стыдно приобщаться к истине», даже когда она исходит от представителей «далеких рас и отличающихся от нас народов. Для взыскующего истины нет ничего превыше истины, и значимость ее не умаляется и не принижается в зависимости от того, кто произносит или передает ее» [On First Philosophy].

Трудно не согласиться с этим утверждением, если знаешь, что есть истинное знание и как правильно распорядиться им. Тонкость же тут в том, что мусульмане не просто накапливали знания, а пошли значительно дальше. Как пишет французский философ и математик, впервые применивший математические методы к общественным наукам, Жан Антуан Кондорсе (по словам которого исламская религия — «простейшая в своих догматах, наименее абсурдная в своих обрядах, наиболее терпимая в своих принципах»), мусульмане «занимались астрономией, оптикой, медициной во всех ее видах и обогатили эти науки некоторыми новыми истинами. Им мы обязаны обобщением метода алгебры, ограниченной у греков одним только кругом вопросов» [Эскиз исторической картины прогресса человеческого разума].

Вторит ему и немецкий востоковед Франц Роузентал, который в своей книге «Торжество знания: Концепция знания в средневековом исламе» признает, что «не было такой стороны мусульманской духовной жизни, политической и религиозной деятельности мусульман, повседневной жизни рядового мусульманина, которую не затронуло бы всеобъемлющее отношение к "знанию" как к некоей высшей ценности мусульманского бытия» [Knowledge Triumphant, p. 2].

В предисловии к переводу этого сочинения на русский язык Артур Сагадеев также констатирует, что «в средневековом мусульманском мире приобщение к светским знаниям (пусть часто даже поверхностное) стало делом общественного престижа и эстетической оценки». Поэтому «цивилизация мусульманского Востока» помогла «западноевропейским книжникам последующих столетий постепенно эмансипироваться от господства теологии и выдвинуть из своей среды великих гениев эпохи Возрождения и Нового времени» [Торжество знания, с. 18].

И дело ведь не в том, что современная западная цивилизация многим обязана мусульманскому Востоку, о чем так любят писать некоторые авторы. Для нас важно понимать, что на протяжении всей мировой истории соприкосновение цивилизаций приводило не только к разорительным войнам, но и давало толчок развитию торговли, искусства и научной мысли. Как отмечает американский писатель Айзек Азимов, когда в конце XI века крестоносцы начали завоевание Ближнего Востока, «вынужденное общение с мусульманами позволило европейцам осознать, что культура врага в некоторых отношениях не только превосходит их собственную», но и является «более изысканной». В связи с чем «европейские ученые заинтересовались мусульманской наукой», приступив к переводу арабской научной литературы [Краткая история биологии].

Возможно, кто-то из читателей возразит, что собственно знакомство с трудами античных философов привело к появлению в мусульманской среде мутазилитов, философов-перипатетиков и иже с ними. Кто-то даже вспомнит, что расцвет науки и культуры в Багдадском халифате совпал по времени с периодом феодальных междоусобиц. Но, спрашивается, разве не в полемике с различными ересями и всевозможными учениями развивалось и крепло классическое мусульманское богословие? Разве политическая раздробленность сводит на нет все достижения мусульман в социальной сфере, науке, искусстве или литературе, которые на протяжении многих веков обеспечивали политическое, техническое и культурное превосходство мусульманского Востока?

Как бы то ни было, именно знания позволяли верующим впитывать исламские идеи, приближаясь к разумно-чувственному восприятию Божественной истины. Именно в соединении знаний об Откровении со стремлением к мирским знаниям рождалось целостное мировосприятие, расширившее горизонты познания ученых «золотого века Ислама». И наоборот, на нынешнем этапе невосприятие «знания» во всей его полноте и отказ от интеллектуального роста способствуют ослаблению уммы и даже отдаляют мусульман от их веры. И здесь есть над чем задуматься.