Готы, гунны, авары, франки, вандалы — названия этих и других племен всё чаще оказываются на устах журналистов и политологов. И не случайно. Из учебников по истории мы прекрасно помним о Великом переселении народов, способствовавшем распаду некогда могущественной Римской империи. Одни из этих переселенцев, окрещенных варварами, покорили Центральную Европу, другие оказались в Риме, третьи завоевали Британию. Данный исторический феномен высветил путь к смене планетарной политической и культурной декорации, в общих чертах сохранившейся до наших дней.

Почему мы говорим об этом? Потому что нынешняя миграционная волна мусульман Ближнего Востока в Европу все чаще преподносится как некое подобие Великого переселения, последствия которого стали точкой отсчета нового этапа мировой истории.

Согласно некоторым источникам, за первые восемь месяцев текущего года в Европу попали свыше 350 тысяч мигрантов, основная часть которых бежала из Сирии. Цифра внушительная и, наверняка, далеко не окончательная. Но можно ли сравнивать нынешний эмиграционный процесс с переселением народов, имевшим место в раннем средневековье? Имеют ли эти процессы общие причины и, соответственно, могут ли они иметь схожие последствия?

Современные ученые связывают тогдашнее переселение с несколькими причинами: демографическими (отсутствие территориального места под солнцем для количественно разраставшихся варварских племен); климатическими (движение из столкнувшихся с глобальным похолоданием зон в места с благоприятным климатом); социально-политическими (возникновение союзов на основе объединения племен, устремившихся к захвату новых территорий).

Наличие схожих проблем усматривается и на нынешнем историческом этапе. Тут и борьба между великими державами за расширение зон политико-экономического влияния, и сокращение планетарных биоресурсов (эрозия почв, вырубка лесов, нехватка питьевой воды), и демографический кризис в наиболее развитых странах. Однако ярче всего проявляется, пожалуй, именно геополитический фактор, к тому же такой разноликий.

Ландшафты и геополитика

В свое время выдающийся советский этнолог Лев Гумилев, констатируя проживание народов Земли "в определенных ландшафтах", писал, что раз последние "разнообразны, то столь же разнообразны и народы". По его словам, ландшафты, подобно этносам, имеют свою динамику развития и историю. Под воздействием человеческой деятельности, климатических изменений, неотектонических движений и других причин они могут измениться до неузнаваемости, и если такое происходит, то "люди должны либо приспособиться к новым условиям, либо вымереть, либо обрести новую родину". Однако "простое выселение в другую страну, где уже есть достаточно плотное население, может быть выходом для единиц и малых групп". Когда же решается судьба целого народа, "такие переходы всегда были связаны с крупными историческими событиями". Но что самое главное — переселенцы всегда ищут условия, к которым "они привыкли у себя на родине" (1). Согласимся, что сказанное Л. Гумилевым вполне стыкуется с происходящим у нас на глазах. Возможно, кто-то отпарирует, что ученый вел речь о ландшафте географическом, подразумевающем однородную по происхождению и развитию территорию с присущими ей специфическими природными ресурсами. Кроме того, среди возможных причин миграций исследователь называл и демографический взрыв, а этих нюансов ни в Сирии, ни в Ираке нет. Но маститость Л. Гумилева в том и состоит, что он подошел к проблеме всесторонне. И если перед понятием "ландшафт" в качестве прилагательного поставить не "географический", а "политический", то ситуация предстаёт вполне созвучной мыслям выдающегося этнолога.

В данном контексте внешний формат и предпосылки нынешней миграции весьма своеобразны. Всё началось с внезапного брожения в спокойных до того момента мусульманских странах, звучно окрещенного "Арабской весной". Когда же "весеннее" пробуждение охватило Сирию, соседствующую с многострадальным Ираком, ситуация стала развиваться в совершенно ином ключе. Откуда ни возьмись появилась сомнительная группировка, прозванная "Исламским государством Ирака и Леванта", имеющая, помимо священной исламской символики, беспроблемное финансирование и хороших специалистов по рекламе и связям с общественностью.

Возникший в Сирии хаос, однако, будто удовлетворял все великие державы, фактически не предпринявшие каких-либо серьёзных мер для локализации и тушения регионального пожара. И вот, на пятый год гражданской войны в Сирии началось нашествие ближневосточных беженцев в Европу. Началось внезапно, как по мановению волшебной палочки, и европейские лидеры вроде как оказались совершенно не готовы к приёму такого количества непрошеных гостей. Не готовы ли?

В свете происходящего довольно интересным представляется взгляд главы ультраправой французской партии «Национальный фронт» Марин Ле Пен, направившей критические стрелы в адрес официального Берлина. Вероятно, заявила она, в Германии предполагают вымирание населения, посему вполне возможно, что "политикой массовой иммиграции" там пытаются "снизить заработную плату путем использования рабского труда" (2).

Эта точка зрения не кажется такой уж фантастической, особенно если послушать Йошку Фишера, бывшего министра иностранных дел и вице-канцлера Германии. По его мнению, начавшийся в Европе миграционный кризис высветил острую демографическую проблему в европейских странах. С учетом старения и сокращения европейской популяции возрастает значимость иммиграции. И хотя многие европейцы настроены однозначно против данного процесса, подразумевающего изменения в социальной жизни, по мнению известного политика, в долгосрочной перспективе властям придётся разъяснить гражданам, что для достижения экономического процветания и высокого уровня социальной защищенности Европа заинтересована в притоке рабочей силы. «И это всего одна из причин, по которым европейцы должны перестать видеть в мигрантах угрозу и начать видеть в них благоприятную возможность», — заключил он (3).

С другой стороны, некоторые аналитики рассматривают беспорядочный поток беженцев в Европу как попытку заинтересованных сил спровоцировать на континенте хаос. Причиной этого называется укрепление экономики Евросоюза, благодаря чему регион вырастает в серьезного конкурента для США. Правда, сторонники данной точки зрения обходят стороной внутренние противоречия среди европейских стран, не позволяющие континенту выступать единым фронтом по многим животрепещущим вопросам.

Конечно, количественные показатели нынешней миграции в Европу, даже в случае их приближения к миллионной отметке, вряд ли можно охарактеризовать как решение судьбы целого народа. Но факт остается фактом: затянувшаяся война и гуманитарная катастрофа вынуждают сотни тысяч семей покидать родину. И тут, если следовать гумилёвской логике, возникает щекотливый вопрос: а что произойдёт, если на новых территориях беженцы не обнаружат условий, к которым они привыкли на бывших местах проживания?

В этом ракурсе особое значение приобретает мусульманский фактор, который активно муссируется экспертами разного толка и уровня.

От пожара в Риме до хаоса в Европе

С началом нынешней миграционной волны массы европейцев ополчились против мусульман. Для большинства недовольных уже не суть важно, что беженцы из мусульманских стран просто-напросто ищут лучшей доли в этой жизни. И если даже многие из них попытаются приспособиться к новым условиям жизни, можно легко предвидеть напряжённость во взаимоотношениях "истинных" европейцев с "пришлыми". В этом аспекте вспоминается ситуация, связанная со знаменитым римским пожаром 64 года, превратившим в пепелище четыре из четырнадцати районов города и нанесшим значительный урон семи другим. Древнеримский историк Гай Светоний Транквилл обвинил в нем императора Нерона, которому "претили безобразные старые дома и узкие кривые переулки". По его словам, многие жители города "ловили у себя во дворах" слуг императора с факелами, а сам Нерон с высокой башни наслаждался этим зрелищем, распевая "в театральном одеянии" песнь "Крушение Трои" (4).

Другой древнеримский историк Тацит, называя случившийся пожар ужасным бедствием, указывает на отсутствие достоверных сведений, позволяющих связать происшедшее с умыслом императора "прославить себя созданием на пожарище нового города". Говоря о песнопениях Нерона в трагический момент, историк использует определения "слухи" и "толки". Другое дело, что император оказался не в состоянии пресечь "молву, что пожар был устроен по его приказанию". Для того чтобы побороть слухи, он "приискал виноватых и предал изощрённейшим казням тех, кто своими мерзостями навлек на себя всеобщую ненависть и кого толпа называла христианами" (5).

Очевидно, что христианство, которое в тот период только начало распространяться в Риме, открыто осуждало обычаи, нравы и языческие верования римлян. Поэтому выставление христиан виновниками пожарища не вызвало ни удивления, ни противодействия. Тацит, не скрывающий своего негативного отношения к этой "секте", признает, что убиение христиан "сопровождалось издевательствами, ибо их облачали в шкуры диких зверей, дабы они были растерзаны насмерть собаками, распинали на крестах, или обреченных на смерть в огне поджигали с наступлением темноты ради ночного освещения".

Если предположить, что наводнение европейских стран беднейшими выходцами из Ближнего Востока и Северной Африки уже в обозримом будущем приведёт к серьезным социальным потрясениям, то определённые аналогии с событиями 64 года откровенно напрашиваются. Как проблемы Древнего Рима не были связаны с христианами, так и проблемы современной Европы, в том числе и нынешняя волна миграции, не вызваны мусульманами и не инициированы ими. Но разве не мусульмане в скором будущем столкнутся с проявлениями расизма и будут подозреваться во всякого рода преступлениях? Тем более что глава внезапно реанимированной "Аль-Каиды" Айман аль-Завахири уже призвал мусульман Запада, имеющих возможность "наносить ущерб станам коалиции крестоносцев, не испытывать никаких сомнений" (6).

В свою очередь некоторые СМИ распространили информацию о вынесении "Исламским государством" шариатского вердикта, оценивающего переселение из земель Ислама в страны "неверия" как большой грех, потому что "в окружении неверных, живущих по законам безбожия и вырождения", мусульмане "если и не станут вероотступниками, то будут жить среди прелюбодеев, гомосексуалистов, наркотиков и алкоголя" (7).

Правда, немало аналитиков убеждены, что непосредственно ИГ заинтересовано в росте миграции, которая позволяет беспроблемно "командировать" в Европу "своих" людей. К слову, в контексте Великого переселения, о котором говорилось в начале статьи, некоторые авторы ассоциируют лидера ИГ с легендарным правителем гуннов Аттилой, объединившем под своей властью тюркские, германские и другие племена и создавшем державу, простиравшуюся от Рейна до Волги.

Как бы то ни было, нынешняя миграция в обязательном порядке войдет в историю как процесс, видоизменяющий не только политический, но и культурно-этнический рисунок современного мира. А это не может не привести к значительным потрясениям во всей планетарной системе. И в таком разрезе параллели переживаемого сегодня миграционного бума с событиями начала христианской эры не кажутся такими уж нереальными.

Примечания

1. Лев Гумилев. Изменения климата и миграция кочевников

2. French far-right leader says Germany seeking 'slaves' in migrants

3. Joschka Fischer. Europe’s Migration Paralysis

4. Гай Светоний Транквилл. Жизнь двенадцати цезарей

5. Корнелий Тацит. Анналы

6. Глава "Аль-Каиды" призвал мусульман к атакам в странах их проживания

7. ИГ осудило мусульман, бегущих на Запад