Раз уж мы коснулись темы национальных государств как субъектов политики, то необходимо определиться с принципами взаимоотношений между ними. Ведь, несмотря на всю внешнюю бессистемность, эти отношения всегда выстраивались по строго определённой схеме. И чтобы её понять, надо немного углубиться в историю.
Становление того, что сейчас именуется Западной цивилизацией, произошло через столкновение двух видов сил. Во-первых, это государственные и квазигосударственные образования (Венеция, Генуя и другие итальянские города-государства, Священная Римская Империя, Франция, Османская империя, Испания и Англия). Во-вторых, общественно-политические силы (аристократические семьи, католическая церковь, протестантские движения, еврейские структуры и различные тайные общества).
До определённого предела европейская политическая жизнь практически полностью определялась итальянским влиянием. Выходцы из Апеннинского полуострова принесли в Европу своё видение общественного устройства, в котором субъектами политики были разного рода династии, церковные структуры (такие как монашеские ордена), крупные феодалы, вольные города, религиозные объединения, профессиональные цеха и другие негосударственные и наднациональные образования.
Но пришло время, и против выступили французы. Начиная с эпохи Филиппа IV Красивого (1285—1314) Франция стала провозвестником нового мироустройства. Уничтожив орден тамплиеров, устроив «Авиньонское пленение пап», обуздав феодалов и установив жесткую централизованную власть, «Железный Король» заложил основы будущего государственного устройства. Так начинался Западный Проект.
Франция стала первым в истории национальным государством в современном смысле слова, и это поистине революционное изменение сразу выдвинуло её в Игроки первого уровня. Объединение разношерстных гасконцев, шампанцев и прочих нормандцев с бургундцами в единую политическую нацию повысило капитализацию территорий их проживания в разы.
Соответственно, возросший статус позволил королям Франции бросить вызов существовавшей на тот момент системе управления. Предвидя это, «Старый мир» заблаговременно двинул вперёд английскую династию Плантагенетов, которые в 1337 году развязали войну против французской династии Валуа. Но настало время перемен, и в этой войне (позже получившей название Столетней) победили уже не столько Валуа, сколько Жанна д’Арк, государство Франция и французская нация.
Этот эпизод европейской истории заслуживает отдельного рассмотрения, но сейчас давайте перейдём к моменту завершения «многополярного мира» как такового. Пусть вас не вводит в заблуждение термин из обихода современных политиков. Ничто не ново под луной, и перманентные «итальянские», «столетние», «тридцатилетние» и прочие бесчисленные войны за разнообразные «наследства» как раз и были следствием многополярности тогдашнего мира. То есть пресловутый «управляемый хаос» в виде войны всех против всех, при неявном управлении со стороны разного рода идеологически накалённых структур, человечество уже проходило.
При этом воевали тогда не столько государства, сколько династии, и это главная особенность того времени. В полном соответствии с концепцией Рене Генона «держатели малых тайн», то есть цари земные, направляемые «держателями великих тайн», то есть жрецами, выясняли отношения на поле брани.
Конец такому состоянию дел положили французы со своей концепцией «национального государства». Не сразу, конечно же. Могущественные короли Генрих IV и Людовик XIV Великий, хитроумные кардиналы Ришельё и Мазарини, множество других упорных и дальновидных людей почти 300 лет труждались на этом поприще. Но дело того стоило, и в середине XVII века европейская политика изменилась кардинально. Пришла эпоха Bестфальской системы международных отношений.
Создана эта система была по результатам так называемого Вестфальского мира, который подвёл итоги Тридцатилетней войны. Его основой стали Мюнстерское и Оснабрюкское мирные соглашения 1648 года. Однако, чтобы навести порядок в общеевропейском доме, Королю-Солнце Людовику XIV пришлось ещё немало поработать. Только в 1659 году был заключен Пиренейский мир между Францией и Испанией, который многие историки называют заключительным этапом «всеобщего единения». На самом деле всё завершилось лишь в 1684 году — подписанием в Регенсбурге перемирия между Францией, с одной стороны, и Священной Римской империей, Испанией и Голландией, с другой. С тех пор в Европе утвердился порядок, основанный на примате государственного суверенитета.
Основной идеей нового мироустройства стал отказ от принципа исторического обоснования права. Утверждение правоты в прошлом перестало быть неопровержимым доказательством как правоты в настоящем, так и исключительного права на знание верного пути в будущее. Также Вестфальская система провозгласила принцип «национального государственного суверенитета», означающего, что всей полнотой власти на своей территории обладает лишь государство.
Следствием столь резкой деидеологизация власти стал отказ считать религии и любые другие идеологические конструкты факторами политики. Одним ударом были отсечены все претензии негосударственных структур на участие в управлении миром. Это был колоссальный прорыв. Причудливая чересполосица европейских династических, племенных и конфессиональных разделений прекратила существование своё.
При этом суть системы в плане межгосударственных отношений сводилась к поддержанию баланса, чтобы не позволить какому-либо одному европейскому государству (или коалиции нескольких государств) с помощью политических или дипломатических манёвров собрать силы, значительно превосходящие силы их вероятных противников.
Франция играла в новом мировом порядке ключевую роль. Создав Вестфальскую систему, французы не преминули воспользоваться ее плодами, став европейским гегемоном. Что это означало? Люди в массе своей понимают гегемонию как банальное навязывание своей власти и мировоззрения. Это вульгарное и неверное представление.
В политике под гегемонией следует понимать военно-политическое руководство государства-гегемона в некоем добровольном межгосударственном союзе. Кстати, пресловутая марксистско-ленинская «гегемония пролетариата» изначально тоже декларировалась как «руководящая роль пролетариата в союзе классов, социальных слоев и групп, объединённых общими интересами». То есть гегемон получает не только права, но и начинает нести обязанности. Другими словами, он утверждает правила Игры и следит за их соблюдением. И дело это, хоть и почётное, но очень непростое.
При гегемонизме конструкцию мира удерживает на своих плечах весь союз государств. Гегемон же, будучи первым среди равных, следит за равномерностью распределяемой нагрузки. При этом каждое государство имеет свою чётко очерченную сферу влияния, в пределах которой оно формально независимо. Формально потому, что гегемон в силу своей мощи и значимости оказывает на любого члена союза колоссальное культурное влияние. Ведь кто культурнее, тот и сильнее, а кто сильнее, тот имеет больше возможностей как совершенствовать, так и распространять свою культуру. Такой вот замкнутый круг.
В результате, независимо от того, нравятся кому-либо установленные правила или нет, мир построенный на таких принципах, весьма устойчив. При условии, что у гегемона достаточно сил заставить остальные государства соблюдать эти самые правила. Пока гегемон силён, всё идет хорошо, в мире наступает belle epoque. Но вся стая подконтрольных ему государств внимательно следит за каждым шагом вожака и терпеливо ждёт, пока тот промахнётся. Как только он ослабнет, на его место тут же находится претендент. Закон джунглей.
Франция, став мировым гегемоном, показала, что может очень хорошо справляться с этой ролью. В первую очередь был положен конец претензиям Габсбургов на расширение Священной Римской империи. Параллельно роль Святого Престола в Ватикане была сведена к духовно-просветительской, то есть, с точки зрения наличия властных полномочий, чисто декоративной.
Действуя самыми разными путями, Франция добилась ослабления Австрии за счёт возвышения Пруссии. Фридрих Великий, несмотря на все свои победы, играл на руку французам, которые ухитрились на двести лет отложить объединение немцев в рамках единого государства. Мало того, заселённая немцами Центральная Европа стала полем боя в бесконечных малых и больших европейских войнах, большинство которых было инициировано всё той же Францией.
Французы поддержали сепаратистские движения в США, ослабляя тем ещё одного своего геополитического конкурента — Британскую империю. Не будь Франции, у Джорджа Вашингтона со товарищи не было бы никаких шансов на победу. И это только часть примеров действий тогдашнего мирового гегемона.
Таким образом, начиная с первой половины XVII века именно Франция поддерживала самим своим существованием миропорядок как в Европе, так и в колониальном пространстве. Обладая непомерным могуществом, французские короли (а затем и императоры) диктовали свою волю государствам, династиям, религиозным конфессиям и народам.
Но рано или поздно всему на свете приходит конец. Настал он и для гегемонии Франции. Не сразу и не торопясь, прекрасно понимая, что резкое обрушение гегемона обрушит и остальной мир, конкуренты методично подрывали основы французского господства. Отчаянная попытка реформировать страну через революцию и смену государственного устройства привела Францию к Первой империи, наполеоновским войнам, великим победам и страшному поражению.
При этом, хотя Наполеон I и умер изгнанником на острове Святой Елены, Франция сохранилась. Более того, она вскоре вернулась к монархическому образу правления, и уже Наполеон III продолжил борьбу за удержание мировой гегемонии. На его планах поставила крест франко-прусская война, по результатам которой победоносный Бисмарк провозгласил создание объединённой Германии. Причём не где-нибудь, а в захваченном Версале. Казалось, до окончательного падения Франции оставались считанные дни, но тут показала свою силу Вестфальская система.
Германию усмирили европейские державы, объединившиеся против не в меру прыткого претендента. Они поддержали ослабшего предводителя. Акела промахнулся, но германский Шер-Хан не нашел поддержки в волчьей стае и был вынужден отступить. Значило ли это, что перспективы французской гегемонии в Европе оставались по-прежнему радужными? Конечно же, нет. Процесс смены гегемона шёл полным ходом, и Франции предстояло спеть свою последнюю имперскую песнь. Но всё же французы имеют полное право, оборачиваясь на свою историю, сказать:
ЭТО БЫЛА СЛАВНАЯ ОХОТА! ©
