В самом сердце Стамбула, недалеко от акведука Валента, находится одна из крупнейших мечетей города — мечеть Фатих. До 1461 года на этом месте находилась церковь Святых Апостолов, построенная ещё при Константине Великом. Грандиозное строение, обветшалое и пришедшее в упадок задолго до установления здесь власти мусульман, было снесено по приказу султана Мехмеда Фатиха, а на его месте архитектор Атик Синан начал возведение первого монументального памятника османской архитектуры в городе.
Работы начались через десять лет после освобождения Константинополя и продолжались семь лет. Помимо мечети в комплекс вошли несколько зданий медресе, мектеб (начальная школа), дарушшифа (лечебница), муваккитхане (астрономическая служба), табхане (приют и столовая), караван-сарай и хаммам. Библиотека, которая сейчас находится во дворе мечети, была построена султаном Махмудом I в середине 18-го века, а до того богатая коллекция книг и рукописей хранилась внутри мечети.
Кюллие было грандиозным и затмило все архитектурные шедевры Константинополя. Но молодой султан помышлял не только о демонстрации своего могущества. Для осуществления своих далеко идущих планов он нуждался в честных чиновниках, мудрых учёных и доблестных воинах. Поэтому сразу после освобождения города он распорядился превратить монастырь Пантократора в медресе, главой которого был назначен Мулла Зeйрек. Мечеть в здании средневекового монастыря до сих пор носит его имя. Ещё одно медресе, которое возглавил Мулла Хюсрев, было построено рядом с переделанным в мечеть Софийским собором.
Но центром научной жизни османской столицы стало медресе Сахн-и Семан, расположившееся в шестнадцати корпусах вокруг мечети Фатих. Со временем некоторые из этих корпусов стали называться по именам выдающихся улемов, преподававших в них, таких как Али Туси и Хасан Челеби. Название Сахн-и Семан переводится с арабского языка как «восемь дворов», столько же было и основных корпусов. Напротив каждого из них располагался корпус меньших размеров. В медресе было 152 комнаты, из которых 120 предназначались для размещения студентов, причём в каждой комнате оставался только один студент.
Для поступления в Сахн-и Семан нужно было успешно пройти три предварительных этапа обучения. Учебную программу разрабатывали видные богословы того времени — муфтий Стамбула Мулла Хюсрев и выдающийся математик и астроном Али аль-Кушчи, обучавшийся в Самарканде у самого Улугбека, а после его смерти покинувший владения Тимуридов. Помимо традиционных исламских дисциплин здесь преподавали математику, астрономию, химию, медицину и другие науки. Со временем преподавание мирских наук было перенесено в медресе при мечети Сулеймание, а Сахн-и Семан остался центром религиозного образования.
Следуя традициям первых османских правителей, султан Мехмед крайне уважительно относился к учёным и интересовался их делами. Он любил слушать богословские дискуссии и редко говорил на собраниях в присутствии улемов. Особое видение места улемов в структуре государства побудило Мехмеда включить в его знаменитый свод законов об организации государственной власти и положения относительно улемов и сословия ильмие. Рассказывают, что в одном из корпусов Сахн-и Семан была личная комната султана Мехмеда Завоевателя. После завершения строительства медресе он попросил выделить ему отдельную комнату, но преподаватели удовлетворили его просьбу только после того, как султан сдал экзамены на общих основаниях.
Примечательно, что интерес к наукам у будущего султана проснулся не сразу. Он рос шаловливым ребенком и поначалу не слушался учителей, пока за его воспитание по приказу Мурада II не взялся шейх Ахмад ибн Исмаил аль-Курани. Он был курдом по происхождению, обучался богословию в Египте и оставил после себя немало сочинений, в том числе комментарий к «Сахиху» имама аль-Бухари и комментарий к труду по арабской грамматике Ибн Хаджиба. Железный прут в руках преподавателя возымел действие, и вскоре Мехмед начал преуспевать в учебе и даже выучил наизусть Коран. Он обучался у многих шейхов, но особую роль в его духовном становлении сыграл Мухаммад ибн Хамза ад-Димашки, больше известный как Ак Шамсуддин. Своими наказами и советами он вселял уверенность в Мехмеда во время продолжительной осады Константинополя, когда многие командиры и даже великий визирь Халиль-паша готовы были отступить.
Наряду с этим молодой султан увлеченно изучал иностранные языки. Помимо арабского и персидского, он проявлял интерес к сербскому и греческому языкам. В отличие от большинства восточных правителей той эпохи он был знаком с итальянской культурой и античной историей. В его богатой библиотеке были переводы персидских, греческих и итальянских сочинений. Если он хотел приобрести новый труд на какую-либо тему, то поручал это одновременно нескольким улемам и устанавливал премию за лучшую работу. Улемов, которые проявляли себя в его присутствии, он приближал к себе и назначал на ответственные должности. При дворе султана жил греческий историк Критвулос, владевший, помимо своего родного и турецкого, фарси, древнееврейским, арабским, латинским, халдейским и славянским языками.
Как-то раз султан Мехмед стал свидетелем того, как Хызыр-бей из Сиврихисара сумел одолеть в споре заезжего богослова из Египта или Сирии. Глубокие познания туркменского мудерриса так впечатлили султана, что тот пожаловал ему шубу со своего плеча и назначил его преподавателем в медресе Мехмеда Челеби в Бурсе. После того как Мехмед взошёл на трон во второй раз, Хызыр-бей был назначен кадием Ямбола (город в современной Болгарии), а сразу после освобождения Константинополя — кадием новой столицы.
Рассказывают, что однажды он вызвал султана в суд в качестве ответчика и вынес решение против него. Мехмед подчинился решению своего кадия, а уединившись с ним, сказал ему: «Если бы ты испугался моего положения и вынес несправедливое решение, то, клянусь Аллахом, я зарубил бы тебя этим мечом». Тогда Хызыр-бей достал из-под минбара палицу и сказал: «Мой повелитель, если бы ты обольстился своим положением и проявил неуважение к шариатскому суду, то, клянусь Аллахом, я разбил бы тебе голову этой палицей».
Громкие победы и великие достижения не изменили нрава Мехмеда, и он до конца жизни продолжал заботиться об учёных. Он оставил своим потомкам могущественную империю, устрашавшую врагов и радовавшую верующих, а в завещании своему сыну сказал: «Я умираю, но нисколько не сожалею об этом, потому что оставляю такого преемника, как ты. Будь справедливым, праведным и снисходительным. Заботься о твоих подданных, не делая различий между ними, и трудись ради распространения веры мусульманской, ибо это — обязанность царей на земле. Заботься о религии прежде всякой вещи, и пусть твоё религиозное рвение не ослабевает. Не назначай тех, кто небрежно относится к религии, не сторонится тяжких грехов и вязнет в мерзостях. Сторонись порочных нововведений и тех, кто подталкивает тебя к ним. Веди джихад, расширяя владения, и не расточай казну. Остерегайся протянуть руку к имуществу твоих подданных без позволения ислама, обеспечивай пропитанием нуждающихся и будь щедрым по отношению к тем, кто заслуживает этого. Мощь государства заключена в улемах, а потому укрепляй их авторитет и поощряй их, и если услышишь о каком-либо улеме в другой стране, то пригласи его к себе и пожалуй ему имущество. Берегись обольщения богатством и войсками, и не отдаляй людей религии от твоего порога, и не склоняйся к поступку, который противоречит Шариату, потому что религия — это наша цель, и прямой путь — это наш путь, и благодаря этому мы одерживаем победы» [Абдуссалям Фахми, с. 171-172].
Мехмед Фатих умер 3 мая 1481 года в самом начале очередного похода в Малую Азию, по дороге из Ускюдара в Гебзе. Распространено мнение, что причиной его смерти была подагра, но есть предположения, что он был отравлен. Его останки предали земле рядом с мечетью Фатих и теми самыми медресе, которые укрепили основы Османского государства.
За прошедшие столетия облик мечети и всего комплекса сильно изменился. После землетрясения в мае 1766 г. мечеть была перестроена и, возможно, расширена, а её архитектура обогатилась элементами барочного стиля. Время не пощадило и медресе, которые после унификации системы образования в Турции в 1924 г. потеряли прежнее значение. Некоторые из них были разрушены, а уцелевшие до сих пор ожидают восстановления за металлическим забором.
А вот старинная мечеть после недавней реставрации, завершившейся в 2012 г., выглядит свежо и радует глаза прихожан, но в ней по-прежнему соблюдают старые традиции. Вот уже более пяти столетий перед обязательными намазами здесь молятся за султана, которому в двадцать один год удалось свершить то, что не удавалось многим его предшественникам.
По особым случаям, а также в день освобождения Константинополя здесь читают так называемый чифт-азан: два муэдзина повторяют слова азана друг за другом, словно соревнуясь в красоте исполнения. Этот обычай сохранился в нескольких крупных мечетях Стамбула, расположенных одна напротив другой. А поскольку вблизи мечети Фатих нет другого крупного храма, для чифт-азана вполне подходят два её минарета.
Весь комплекс мечети оставляет неописуемое впечатление. Редкий человек, впервые оказавшись здесь, не испытывает трепета и смирения. Кажется, будто благодать шахидов, павших у башен этого древнего города, и молитв, возносимых здесь праведниками, до сих пор живет в этих стенах. Деяния юного султана, однажды открывшего для мусульман эти земли, словно распахнули человеческие сердца на многие столетия вперед.
Склоняясь перед Аллахом, невольно представляешь, как здесь падали ниц и рыдали могущественные султаны и богобоязненные улемы. И представляешь День воскрешения, когда каждый из нас будет стоять перед Всевышним и держать ответ за все, что мы приобрели или упустили. И тем ценнее становится каждый ракат, каждый земной поклон, каждое славословие.
Фотографии для статьи любезно предоставлены фотографом Минарой Аслановой.
