Активизация Турции на Ближнем Востоке, в Северной Африке и на Южном Кавказе вновь дала повод оценивать внешнюю политику официальной Анкары как «неоосманизм» в той или иной интерпретации. Ещё не улеглись страсти вокруг решения турецких властей вернуть Айя-Софии статус мечети, а тут уже эскалация напряжения в Восточном Средиземноморье, и попытки Турции укрепить свой экономический потенциал преподносятся не иначе как угроза «европейским ценностям».
Впрочем, тема переключения руководства Турции с политики пантюркизма на неоосманизм муссируется западными политиками и экспертами уже не первый десяток лет. И повод этому дали громкие заявления самих турецких политиков. В этой связи вспоминается громкое выступление тогдашнего министра иностранных дел Турции Ахмета Давутоглу на Стамбульском форуме в мае 2010 года, в котором он озвучил готовность Турции нести ответственность за всё происходящее в регионе и выступать не в качестве проводника интересов внешних сил, но в качестве регионального центра, оказывающего влияние на всю мировую политику. Зоной особого интереса Турции он обрисовал Азию, Европу, Африку, Ближний Восток, Средиземноморье, Причерноморье, Кавказ и Балканы.
Наследие кардинала Альберони
За минувшие годы внешнеполитический курс президента Реджепа Тайипа Эрдогана мало изменился, и именно в таком ключе в Европе рассматриваются попытки Турции в одностороннем порядке вести разведку нефти в Восточном Средиземноморье. 20 августа президент Франции Эмманюэль Макрон в своём интервью журналу Paris Match выразил обеспокоенность «экспансионистской политикой» Анкары, основанной «на смеси национализма и исламизма, которая несовместима с европейскими интересами и является фактором дестабилизации» Европы. В такой ситуации он призвал европейские государства проявить солидарность и действовать симметрично, не ограничиваясь «бессильной дипломатией».
Жёсткие действия против турецкого правительства стали главной темой обсуждения на саммите MED7, альянса семи средиземноморских государств, входящих в еврозону, который по инициативе президента Франции состоялся 10 сентября на Корсике. Выразив единогласную поддержку Греции, участники саммита в итоговой декларации также подчеркнули необходимость диалога между Анкарой и Афинами по спорным вопросам.
Нынешняя апелляция к европейским ценностям и попытка создать коалицию против «турецкого берега» один к одному напоминают суждения ряда европейских политиков конца XVII — первой половины XVIII веков, видевших в борьбе против турок ключ к объединению Европы. В частности, английский политик Уильям Пенн в своём «Эссе о настоящем и будущем мире в Европе» (1693) рассматривает подчинение турок как предварительное условие для установления мира в Европе. Аббат Сен-Пьером в своём утопическом «Проекте за возвращение вечного мира в Европу» (1713) допускал примирение различных религий, но считал невозможным достижение мира между государствами с разными религиями.
Но, пожалуй, самым откровенным в своём стремлении объединить европейские монархии за счёт турок, был кардинал Джулио Альберони. В 1736 году он издал в Лондоне трактат с планом «принуждения Турецкой империи к подчинению христианским правителям», предложив обеспечить интерес европейских держав за счёт территорий, принадлежавших Габсбургам, которые в свою очередь будут расширяться на восток. Спустя несколько лет он развил свою утопическую идею в своём «Политическом завещании» (1753), предложив создать общее собрание из представителей европейских правящих домов для обсуждения общих вопросов христианского мира [International Law and Islamic Law, p. 363].
Кардинал Альберони был фигурой сколь влиятельной, столь и одиозной. Приближённый к одним папам, он был гоним другими. В свою бытность министром при дворе короля Испании он сумел втянуть королевство в войну против Четверного союза, которую Испания безлико проиграла. Альберони был вынужден покинуть Испанию, но отказаться от политического интриганства не сумел до самой смерти. Хотя его желание объединить усилия двух ведущих правящих домов континентальной Европы — Бурбонов и Габсбургов — для борьбы против увядающей Османской империи в геополитическом отношении было вполне логичным.
Как отмечает в этой связи российский исследователь Вячеслав Шлыков, «план Альберони имел двойственный характер: с одной стороны, был нацелен на обеспечение общеевропейского мира, а с другой — на вытеснение турок как мусульманского народа, то есть на первый план выдвигалось противостояние двух идентичностей — христианской и мусульманской, что уже само по себе означало войну» [Модель общеевропейского мира и неизвестный план раздела Османской империи кардинала Альберони].
Как видим, сама идея объединения Европы вокруг антитурецкой угрозы имеет очень глубокие корни в истории. Другое дело, действительно ли Турция способна самостоятельно оказывать давление на политику европейских государств или же за напористой позицией турецкого лидера стоят интересы другой державы или держав, которые легко просматриваются из Парижа или Берлина?
В фарватере мирового гегемона
Казалось бы, сейчас не самое подходящее время для того, чтобы говорить о влиянии Вашингтона на политику турецкого руководства. В обозримом прошлом взаимоотношения двух стран ещё никогда не были настолько сложными и противоречивыми. В Анкаре не скрывают своего неудовольствия тем, что американцы открыто поддерживают сирийских курдов, которые фактически создали автономную единицу вдоль турецкой границы. Белый дом отказывается экстрадировать в Турцию религиозного идеолога Фетхуллаха Гюлена, обвиняемого на родине в причастности к попытке государственного переворота. Администрация Трампа со своей стороны недовольна тем, что Турция закупила российские зенитно-ракетные комплексы С-400.
Тем не менее источники недоверия, возникшие между двумя странами в последние годы, ничуть не уменьшают роли Турции в обеспечении существующего миропорядка, за который отвечают Соединённые Штаты. Мало что изменилось с тех пор, как Збигнев Бжезинский назвал Турцию «противоядием от мусульманского фундаментализма» и «южным якорем НАТО». Турция продолжает контролировать проливы и выступать в качестве противовеса России на Кавказе. С другой стороны, дестабилизированная Турция может предоставить «большую свободу насилию на Южных Балканах» и облегчить России «восстановление контроля над недавно получившими независимость государствами Кавказа» [Великая шахматная доска].
Заинтересованность Вашингтона в сохранении стратегического сотрудничества с Анкарой очевидна и подтверждается отчётами аналитических бюро. Если же принять во внимание снижение темпов экономического роста, наметившееся в Турции в последние годы, то возможности Анкары для маневрирования представляются весьма ограниченными. Симптоматично, что 11 сентября корпорация Moody’s снизила кредитный рейтинг Турции с уровня B1 до уровня B2 с негативным прогнозом, что связано с сокращением валютных резервов на 40 процентов, обострением экономических и геополитических угроз и ухудшением налогово-бюджетных показателей.
В этом контексте геополитические телодвижения Анкары вряд ли можно считать спонтанными или в полной мере самостоятельными. Напротив, насколько усматривается, именно особые отношения между Вашингтоном и Анкарой позволяют Турции уверенно вести свою геополитическую партию, а американцам менять концепцию «поведения» в ближневосточном направлении.
К примеру, в декабре 2018 г. в Белом доме заявили о начале вывода американских войск из Сирии, озвучив при этом готовность «включиться в операцию обратно на любом уровне для защиты американских интересов». Пентагон не торопился с выполнением этой задачи, и его представители заявляли, что шаги в этом направлении будут сделаны не позднее марта 2019 г. Также отмечалось, что американские военные в 2019 году потратят 550 млн. долларов на обучение отрядов «Сирийских демократических сил». Однако уже осенью прошлого года турки перешли к зачистке приграничных районов от курдских боевиков, что привело к неприятию данных действий со стороны многих политических сил в Европе и в США.
Решение Д. Трампа вывести войска из Сирии было неоднозначно воспринято многими американскими политиками, а конгрессмены даже приняли по этому поводу осуждающую резолюцию. Ситуация усугубилась после того, как 6 октября в телефонном разговоре со своим турецким коллегой Д. Трамп заявил, что он отдал приказ об отводе пятидесяти американских солдат с турецко-сирийской границы. Тут в стане противников американского президента началась настоящая истерия по поводу того, что США предали своих союзников, оставив их один на один с турками.
Комментируя дальнейшие действия американской стороны, вице-президент Американского внешнеполитического совета Илан Берман отметил, что сказанное Д. Трампом во время телефонного разговора было воспринято президентом Турции как зелёный свет, и «тот начал действовать в гораздо более драматичной манере», чем ожидалось. Поэтому Белый дом начал захлопывать дверь, «которую Эрдоган распахнул», путём введения санкций и вынуждения Анкары «заплатить непомерную цену за вторжение». То есть, по мнению американского политолога, турки попытались самостоятельно решить задачи, которые находились за рамками определённых договоренностей.
Более взвешенную оценку происшедшему даёт основатель и директор аналитического агентства «Стретфор» Джордж Фридман, который обосновал действия главы Белого дома растущей ролью Турции в регионе и в сдерживании России и Ирана. По его словам, экономический спад в Турции не следует рассматривать как ослабление государства, ведь и Соединённые Штаты в 1860-х были охвачены Гражданской войной, а в начале 1900-х уже производили половину промышленных товаров в мире и имели второй по силе флот после британского.
Вслед за чем Дж. Фридман признаёт, что «очищение своих границ от курдской угрозы» представляет особую важность для Анкары. Обозначая факт использования США «курдского фактора в Ираке и Сирии» в своих интересах, американский эксперт даёт понять, что «по мере сокращения прямого участия США на Ближнем Востоке, зависимость Вашингтона от курдского движения снижается». Вместе с тем «Турция становится для США гораздо более важным звеном в контексте Ирана, нежели курды», и никакие сентименты не должны мешать Вашингтону обеспечивать свои геополитические интересы.
В данном ракурсе планы Белого дома по сокращению американского военного присутствия на Ближнем Востоке приобретают совершенно новые очертания, и нельзя исключать, что Турции может быть отведена роль геополитической единицы, оперативно решающей задачи НАТО. В пользу такого расклада свидетельствуют и июльская договоренность президентов Турции и США общими усилиями обеспечивать стабильность в Ливии при констатации необходимости доведения объёма взаимного товарооборота до 100 млрд. долларов.
Другое дело, что отношение Вашингтона к роли Турции не означает принятие её со стороны других ведущих игроков. Как не означает это и бездействия их в отношении Турции в случае столкновения их интересов с интересами США. Впрочем, Вашингтон это совсем не беспокоит, потому что расширяет арсенал его возможностей оказать давление на турок в случае превышения ими полномочий. Ну а пока, если верить президенту Трампу, он очень хорошо ладит с Эрдоганом и тот его слушает.
