Согласно традиционной точке зрения, одна из важнейших характеристик откровения — ясность. Коран назван ясным писанием в пяти аятах, а ещё в двух местах подчёркивается, что он ниспослан на «ясном арабском языке». Вполне очевидно, что писание, претендующее на статус верного руководства, должно быть понятно людям с самыми разными интересами и разными возможностями, независимо от их происхождения и образованности. Но это не исключает того, что некоторые смыслы откровения могут оставаться непознанными даже искушёнными богословами.

Во времена Пророка Мухаммада, мир ему и благословение Аллаха, общий смысл коранических аятов был понятен его слушателям. Они прекрасно владели родным языком и были знакомы с арабской поэзией и преданиями о древних народах Аравии. Многие из них, не пожелав отказаться от религии своих предков, называли Мухаммада, мир ему и благословение Аллаха, колдуном и безумцем, но никто не ставил под сомнение красноречие и выразительность принесённого им писания. Что же касается мусульман, которые признавали Коран Словом Аллаха, то для них стиль священного писания был эталоном совершенства и красноречия.

В тафсирах подчёркивается, что каждое слово в писании является выразительным по смыслу, красивым по звучанию и безупречным по форме. Как пишет Ибн ‘Атийя, если взять любое слово из любого аята, то во всём арабском языке не найти другого слова, которое лучше подходило бы для этого аята, несмотря на то, что многие арабские слова имеют большой синонимичный ряд.

С одной стороны, даже синонимы в большинстве случаев отличаются друг от друга различными оттенками их значений. С другой стороны, выразительность подобранного слова определяется и его певучестью, и семантикой связанных с ним однокоренных слов, и согласованностью с другими словами.

В арабской риторике строгие требования предъявляются не только к тексту целиком, но и к каждому слову в отдельности. Слова считаются выразительными, если они лишены четырёх возможных недостатков:

а) диссонанс (танāфур), т. е. негармоничное сочетание звуков, которое с трудом произносится большей частью носителей языка. Примером резкого диссонанса может служить сочетание звуков в слове صهْصَلِقٌ ‘человек с громким голосом’ или глаголе اطْرَغَشَّ ‘вставать на ноги после болезни’. Незначительный диссонанс встречается в слове عَشَنْزَرٌ ‘огромный’, ‘громадный’;

б) неясность (гарāба), т. е. неопределённость значения слова или его типичность для малораспространённого диалекта. Считается, что неясные (гариб) слова лишают речь выразительности и утомляют слушателя, а употребление их оправданно лишь в тех случаях, когда нет возможности заменить их более подходящими ясными по смыслу словами. К числу гарuб относятся, например, слова جَرْدَحْلٌ ‘вади’, ‘пересохшее русло’ или بُعَاقٌ ‘дождь’;

в) несоответствие правилам морфологии (мухāляфа аль-кияс) может выражаться в разделении удвоенного звука или использовании соединительной хамзы вместо разделительной, и наоборот. Например, в слове أَجْلَل ‘величайший’ разделён удвоенный звук [л], поскольку правильнее сказать аджалль. В арабской поэзии такие слова иногда используются для соблюдения стихотворного размера;

г) грубое звучание, вызывающее неприязнь у большинства носителей арабского языка и отталкивающее слушателей. В частности, известному поэту Абу ат-Тайибу аль-Мутанабби ставили в упрёк употребление в одном из панегириков слова جِرِشًّى ‘душа’.

Как утверждают арабо-мусульманские богословы, лексика Корана не содержит перечисленных недостатков и в этом отношении является совершенной. Лишь некоторые слова в нём можно отнести к разряду гарuб, но они тоже не выпадают из контекста аятов и даже придают им особую звучность.

Например, к числу гариб относят слово ضِيزَى ‘несправедливый’ (сура 53 «Звезда», аят 22). Мустафа Садик ар-Рафи‘и (ум. 1937) пишет, что в принципе его употребление нежелательно, потому что арабы обычно используют модель فِعْلَى не в именах прилагательных, а в существительных, например: ذِكْرَى ‘воспоминание’. Несмотря на это, в Коране слово ضيزى диза использовано на своём месте и удачно рифмуется с окончаниями других аятов: «Неужели у вас [дети] мужского пола, а у Него — женского? Это было бы несправедливым распределением» (сура 53 «Звезда», аят 21-22). Кроме того, оно идеально вписывается в контекст данного отрывка. В нём разъясняется ошибочность верований язычников, которые считали ангелов дочерями Аллаха, а сами стеснялись иметь дочерей и даже зарывали их живьём. Их верования были ещё более странными и непонятными, чем это редкое слово, которым Коран охарактеризовал их поступок.

Когда сподвижники Мухаммада, мир ему и благословение Аллаха, не понимали значение какого-либо слова в Коране, они обращались к нему за разъяснением, а иногда самостоятельно пытались разобраться в его семантике. Сообщается, что авторитетный комментатор Ибн ‘Аббас не знал значения аята «Господь наш! Рассуди между нами и нашим народом по справедливости» (сура 7 «Ограды», аят 89), пока не услышал, как дочь Зу Язина аль-Химьяри употребила глагол фāтаxа в значении ‘судиться’. Передают, что он также не знал значения слова фaтир ‘творец’, пока не встретил двух препиравшихся друг с другом бедуинов, один из которых употребил глагол фатара в смысле ‘делать зачин’.

В Коране немало слов, значения которых непонятны арабам, не владеющим диалектами разных племён и не знакомых с доисламской арабской поэзией. Лексика Корана объединяет около сорока диалектов, и если какое-либо слово было незнакомо курайшитам, то оно встречалось в других диалектах, например, бaнy тамим или бaнy кайс.

Так, слово китр в аяте وَأَسَلْنَا لَهُ عَيْنَ الْقِطْرِ «Мы заставили источник меди течь для него» (сура 34 «Сава», аят 12) используется племенем джурхум в значении ‘медь’.

Слово дāсир в аяте وَحَمَلْنَاهُ عَلَى ذَاتِ أَلْوَاحٍ وَدُسُرٍ «Мы понесли его [в ковчеге] из досок и гвоздей» (сура 54 «Луна», аят 13) означает ‘гвоздь’ на диалекте племени хузайль.

Значения некоторых религиозных понятий разъясняются в самом тексте Корана. Обычно истолкованию слова предшествует вопрос وَمَا أَدْرَاكَ ‘откуда ты мог знать?’ Например, слова сиджжин и ‘иллиййyн истолкованы как ‘книга начертанная’. Согласно комментариям, в этих книгах записаны деяния грешников и праведников соответственно.

Аналогичным образом слова xāкка (образовано от глагола حَقَّ ‘быть реальным, истинным’) и кāри‘а (от глагола قَرَعَ ‘бить’, ‘ударять’) истолкованы как названия Судного дня, а слова сакар (от глагола سَقَرَ ‘обжигать’, ‘придавать загар’), xутама (от глагола حَطَمَ ‘разбивать’, ‘ломать’) и хāвийа (от глагола هَوَى ‘падать’, ‘умирать’) — как эпитеты адского пламени.

Для истолкования лексики Корана комментаторы традиционно обращаются к доисламской и раннеисламской поэзии. Сообщается, что Ибн ‘Аббас говорил: «Если спрашиваете меня о словах Корана, то ищите их в поэзии, так как поэзия — это дивaн арабов», т. е. кладезь знаний и преданий, способ сохранения и передачи коллективного исторического опыта.

В стихах сохранялась родословная арабских племён, история их войн и союзов. Стихи служили мерилом выразительности и точности арабской речи. Авторы многих сочинений о лексике Корана подтверждали свои суждения о семантике отдельных слов примерами их использования в стихах Имру’ аль-Кайса, ан-Набиги аз-Зибьяни, аль-Муталяммиса, аль-Фараздака и др. Бейтами доисламских поэтов изобилуют тафсиры ат-Табари, аль-Куртуби, Ибн аль-Джаузи, Фахр ад-Дина ар-Рази, Ибн Касира и др.

В целом изучение лексики Корана тесно связано с литературой, историей и этнографией арабов доисламской эпохи. В связи со сложностью данной проблемы многие комментаторы не касались значений отдельных слов Корана, а ограничивались разъяснением смысла целых фраз и аятов, исследованием обстоятельств их ниспослания и суждений ранних мусульман. Среди тех, кто воздерживался от истолкования коранических слов, был выдающийся знаток арабского языка Абу Са‘ид аль-Асма‘и (ум. 828).

И сегодня, как и в раннем средневековье, истолкование Корана теми, кто не знает тонкостей арабского языка, диалектов аравийских племён и не знаком с их поэзией, считается недопустимым.